Зачем России Европа? - [48]

Уж не пора ль, перекрестясь 

 Ударить в колокол в Царьграде?

Чем должна была закончится эта священная война против «одряхлевшей» Европы, обьяснил нам тот же Тютчев. И тоже в стихах.И соперничать может, как мы очень скоро в нашем курсе увидим, его описание новых послевоенных границ России разве лишь с аналогичным обзором будущих русских завоеваний в славянофильских сочинениях на пороге первой мировой войны. Впрочем, в обоих случаях кончилось дело одинаково плохо. Но планы говорят сами за себя. Вот планы Тютчева

Семь внутренних морей и семь великих рек, 

 От Нила до Невы, от Эльбы до Китая, 

 От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная 

 Вот царство русское...

И все это – от Синопской провокации «Джона Буля» и оккупации Дунайских княжеств до священной войны и грандиозных планов экспансии – постсоветские историки именуют «мнимой агрессией»? Кто на кого напал? Кто кого намерен был расчленить? Кто кого объявил «дряхлым миром»? Кто кого собрался завоевывать?

                         ДРУГАЯ СТОРОНА ВОПРОСА

Отталкиваясь в своих рассуждениях от великой победы в 1812 году, Николай упустил из виду то, что успел он натворить с имиджем России после этого. Между тем даже собственные его имиджмейкеры ему об этом говорили. О том, что Россию воспринимали в Европе как «людоеда XIX века», говорил ему Тютчев. О том, что «народы ненавидят Россию, видят в ней главнейшее препятствие к их развитию и преуспеянию», говорил, как мы помним, Погодин. Впрочем, Николай, будь у него сейчас возможность побеседовать с нами, непременно заметил бы, что не было еще случая в истории, когда б сверхдержаву не винили во всех грехах – своих и чужих. Разве не объявили Наполеона в России Антихристом? Разве американцев не обзывают сегодня «пиндосами»? А моя-то Россия была сверхдержавой!

Важнее поэтому найти голоса нейтральные, т.е. лояльные не режиму, а России. Кажется, я их нашел. Александр Васильевич Никитенко, цензор и академик, один из самых чутких наблюдателей петербургской жизни при Николае, сам тяжело переживавший Крымскую трагедию, ни на минуту тем не менее не рассматривал ее как «колониальный поход Европы против России». Во всяком случае записывал он в дневнике нечто прямо противоположное. 30 августа 1854 читаем: «Мы не два года вели войну – мы вели ее тридцать лет, содержа миллион войска и беспрестанно грозя Европе». И снова 16 января 1856: «Николай не взвесил всех последствий своих враждебных Европе видов... До сих пор мы изображали в Европе только один громадный кулак».

Так же двойственно переживал Крымскую войну и знаменитый историк Сергей Михайлович Соловьев: «В то время, как стал грохотать гром над нашим Навуходоносором, мы находились в тяжком положении. С одной стороны, наше патриотическое чувство было страшно оскорблено унижением России; с другой, мы были убеждены, что только несчастная война могла остановить дальнейшее гниение, Мы терзались известиями о неудачах, зная, что известия противоположные привели бы нас в трепет». Ни намека, как видим, на «заговор против России», напротив, несчастная война – как освобождение. Лондонская Westminster Review, разделяла оценку русских европейцев: «Николай добивался диктатуры над государствами Европы».

И вот еще что. До последней минуты Наполеон III пыталcя предотвратить европейскую войну из-за Турции. 4 февраля 1954 года, когда страсти были уже раскалены докрасна, в личном письме царю обещал он, что в случае эвакуации русских войск из дунайских княжеств, союзники уйдут из Черного моря -- и конфликт будет исчерпан. Нессельроде сообщил императору французов, что Его Величество не считает нужным ему отвечать.

Подводя итоги, заметим, что, вопреки инсинуациям постсоветских историков, контекст Крымского кофликта не позволяет усомниться, что Россия БЫЛА АГРЕССОРОМ по отношении к Турции, а Европа лишь защитила Османскую империю от грозившего ей расчленения. На суд читателя остается другой вопрос: не бросила ли тогда Россия вызов самой Европе, сознательно спровоцировав ее вмешательство в конфликт?

ЦЕНА ОШИБКИ

Если согласиться с А.В. Никитенко, признав «главной ошибкой николаевского царствования то, что все оно было ошибкой», резонно поставить вопрос, во что обошлась России эта ошибка. Взвесим ее результаты. На одной чаше весов у нас окажутся, если не считать постыдной капитуляции и жесточайшего национального унижения (России было запрещено иметь военный флот в Черном море), финансового банкротства и территориальных потерь, 128 тысяч молодых жизней, бессмысленно загубленных в Крыму. И 183 тысяч умерших от болезней по дороге к театру военных действий, так и не увидев неприятеля.

На ту же чашу ложится и разгром самого, пожалуй, интеллектуально одаренного в русской истории пушкинского (декабристского) поколения. И как результат этого разгрома продленное почти на полвека крестьянское рабство и затянувшееся почти на столетие архаическое «сакральное» самодержавие. И вдобавок глухая изоляция России, у которой «больше не было друзей», как заявил на особом совещании 3 января 1856 года главнокомандующий Крымской армией князь Горчаков. Непомерная, согласитесь тяжесть.