Зачем мы стареем. Наука о долголетии: как продлить молодость - [69]

20 Лечите человека, а не болезнь

«Мы начинаем понимать биологические причины, и нужно верить, что через понимание биологических причин мы однажды доберемся и до лечения, – грустновато замечает Джон Харди. – Но мне тут недавно сказали: „Вы, ученые, уже так давно нас завтраками кормите“. И это правда». Мы сидим в его кабинете в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Всего несколько дней назад фармацевтический гигант Eli Lilly объявил о провале клинических испытаний соланезумаба, их нового противоамилоидного препарата, – очередное горькое разочарование для пациентов и исследователей. За два с лишним десятка лет почти ничего не вышло из всех попыток научиться лечить или предотвращать болезнь Альцгеймера, воздействуя на амилоид. Да, появлялись лекарства, призванные помочь иммунной системе вычищать липкий мусор из мозгов или останавливать его накопление, но, увы, те, которые не забросили на ранних стадиях испытаний из-за побочных эффектов, оказались по большей части бесполезны.

Так, может, провал соланезумаба означает, что фармацевтические компании поставили не на ту лошадку, что дело не в амилоиде? «Кто-то так и скажет. Но я считаю, они поздновато делали ставки!» – парирует Харди. Дело в том, что неисправный белок начинает копиться за годы, даже десятилетия до появления первых симптомов деменции. «Я подозреваю, соланезумаб не сработал, потому что его начали давать слишком поздно, – говорит Харди. – Вот мое мнение». Так, Финч тоже не считает, что постоянные неудачи противоамилоидных препаратов опровергают теорию центральной роли бляшек и клубков. Скорее, говорит он, это показывает, какие огромные технические трудности стоят на пути «от понимания биохимической природы болезни до работающего лекарства».

Другая формула, воздействующая на амилоид, препарат кренезумаб, все еще проходит испытания в сельской части Колумбии, где его пробуют на членах большой разветвленной семьи бедных крестьян. Среди них ген раннего начала болезни Альцгеймера, пресенилин 1, распространяется уже больше 300 лет. В клане 5 с лишним тысяч человек – это самая большая группа носителей семейной формы этой болезни, известная на сегодня науке. У носителей рокового гена первые признаки снижения умственных способностей появляются лет в 45, а к 50 годам они уже потеряны в бессловесном тумане деменции. Испытания лекарства, дающего несчастным семьям надежду избежать болезни, которая у них называется la bobera, «глупость», сводятся к введению кренезумаба или плацебо тем их членам, кто унаследовал опасный ген, но еще годы не почувствует симптомов. Клинические исследования будут продолжаться пять лет, до 2021 года[13]. Но на альцгеймеровском «кладбище надежды» похоронено уже столько противоамилоидных лекарств, что в 2017 году фармацевтический гигант Pfizer заявил, что прекращает исследования деменции (и тем самым лишает работы тысячи специалистов по нейронаукам), чтобы вкладывать деньги в проекты с более светлыми перспективами.

Пока фармгиганты пытались создать лекарство от болезни Альцгеймера, кто-то искал альтернативных решений. «Это болезнь сложной природы, – с истовой убежденностью говорит мне Рам Рао. – Нельзя придумать таблетку, одну пилюльку, от хронического заболевания мозга такого рода… Никто на свете не придумает от нее таблетку. А как раз в это Национальные институты здравоохранения вбухивают все деньги. Стоит вам заговорить про какой-нибудь другой подход, как начинается: „Это не сработает. Это не традиционная западная медицина“».

Рао родился и вырос в Индии, там же защитил диссертацию по нейронаукам, а потом получил грант и перебрался в США, где стал постдокторантом в Медицинской школе клиники Мэйо. Там он продолжил работать с нейромедиаторами, сигнальными химическими веществами мозга, затем стал одним из первых ученых в штате только что образованного Института Бака в Калифорнии. Его назначил первый президент Института, нейробиолог Дейл Бредесен. В какой-то момент жена Рао начала страдать от множества проблем со здоровьем, которым не находилось решения. Утратив веру в «западную» медицину, она решила найти аюрведического врача – специалиста по традиционной индийской медицине с древними корнями. Ее представители исповедуют холистический, целостный подход к лечению – занимаются всем пациентом, его телом, разумом, духом и чувствами, а не отдельными органами или частями тела.

Прежде чем повести жену на первую консультацию, Рао вместе с ней отправился в Сакраменто, чтобы познакомиться с врачом в одной из немногих аюрведических больниц, которые были в США в начале 2000-х. Как следует поговорив с парой, доктор предложил Рао самому научиться аюрведе. «Я сказал, нет-нет… Я человек западный, я биохимик. Никакой аюрведы!» – вспоминает он. Но, когда учебная программа по аюрведе открылась в Сан-Франциско, неподалеку от Института Бака, его уговорили походить на вводный курс, и это изменило его жизнь.

Рао остается стопроцентным ученым, в лаборатории он углубляется в тонкости механизмов болезни Альцгеймера, в клеточные процессы. Но сегодня он также практикует аюрведу и, как Так Финч, верит, что нужно уметь видеть общую картину – что происходит с человеком в целом, когда у него развивается деменция. «Вот, к примеру, есть у меня ApoE е4, одна маленькая молекула, – поясняет он. – Но надо отступить на шаг и спросить себя: как мне повлиять на все эти ее эффекты?»