Зачем мы стареем. Наука о долголетии: как продлить молодость - [12]

Для самого Хейфлика, однако, все сложилась весьма непросто. В своей книге «Торговцы бессмертием» (Merchants of Immortality) Стивен С. Холл рассказывает об отчаянной борьбе Хейфлика за авторские права на открытие и свою самую важную клеточную линию, WI-38, с Институтом Уистара, по имени которого она названа (Wistar Institute, WI). Уходя в 1968 году из Уистара на другую работу, в Стэнфордский университет в Калифорнии, упрямый Хейфлик самовольно вынес сотни ампул «своих» клеток из лаборатории в громадной серой канистре жидкого азота. Канистра заняла почетное место на заднем сиденье машины между детьми Хейфлика – так вся семья и совершала свой долгий переезд на Запад через все Соединенные Штаты.

Хотя ему удалось организовать в Стэнфорде лабораторию, работающую с его клетками, последствия похищения еще десятилетия самым неприятным образом осложняли его карьеру и семейную жизнь. Разбирательство кончилось лишь в 1981 году; Хейфлик согласился уладить дело во внесудебном порядке в обмен на выплату от Национальных институтов здравоохранения США (National Institutes of Health, NIH). Он пытался засудить их за набег на лабораторию в Стэнфорде, когда NIH конфисковали запасы клеток; они же обвиняли Хейфлика в краже и торговле государственной собственностью. В итоге федеральное правительство США признало права Хейфлика на WI-38, как и на доходы от продажи клеток. Сегодня та бесценная канистра с клетками WI-38 все еще при нем – Хейфлик, как ни странно, держит ее в гараже. Рядом стоит другая канистра, с клетками из околоплодных вод, омывавших его дочь Сьюзен в материнской утробе, а также клетками опухоли простаты, от которой умер его бывший начальник и учитель Чарльз Померат.

Стивену Холлу удалось получить разрешение обозреть эти сокровища. Хейфлик, как он пишет, учтивый и дружелюбный, но непростой и довольно вспыльчивый тип, «главной отличительной приметой которого может быть незаживающий шрам, практически открытая рана, горечи и негодования за то, как с ним обошлось научное сообщество». Один коллега ласково сказал про Хейфлика, что он «милейший старый ворчун, такой крутой, что, когда умрет, пойдет на армейскую тушенку».

Переворот, который произвело открытие Хейфлика в 1961 году, поставил перед учеными очевидный вопрос: как клетки узнают, что достигли своего предела? Как они измеряют, сколько им осталось? Еще раньше, в 30-е годы, американский ботаник и цитогенетик Барбара Макклинток сделала наблюдение, что хромосомы без кончиков «слипаются» и пристают друг к другу или распадаются. Она предположила, что у хромосом есть защитные колпачки, чтобы они держались раздельно и не путались. Эти гипотетические колпачки были названы теломерами (от греческих слов τέλος – «конец» и µέρος – «часть»). Название это дал другой ученый, Герман Мёллер, тоже заметивший, что укороченные хромосомы часто склеиваются друг с другом. Но прошло еще лет 20, прежде чем Фрэнсис Крик и Джеймс Уотсон углубились в рассмотрение удивительных картинок с рентгенокристаллографа Розалинд Франклин и разобрали строение ДНК, проложив путь более подробному изучению хромосом. Еще 25 лет понадобилось, чтобы природа теломер, гипотетических наконечников Макклинток, открылась Элизабет Блэкберн. В то время она работала в Йельском университете в Нью-Хейвене, штат Коннектикут.

Блэкберн родилась в Хобарте – столице острова Тасмания (Австралия), одной из семи детей в семье, которая с обеих сторон насчитывала несколько поколений врачей и ученых. Дом и сад ее родителей, сначала в городке Снаг на побережье под Хобартом, а позже в Лонсестоне на севере штата, всегда кишели большой и малой живностью от золотых рыбок и головастиков в вонючих банках до попугайчиков, кур, кошек и собак. Маленькой девочкой она собирала по округе муравьев и медуз.

«Возможно, из-за увлечения животными биология в детстве казалось мне самой интересной из наук, – писала Блэкберн позднее, в 2009 году, для Нобелевского комитета, собиравшегося присудить ей премию по медицине за работу о теломерах. – Меня захватывали как наглядные результаты достижений науки, описанные в популярных книгах для детей, так и романтика и благородство самого научного поиска». Ее ранние впечатления от мира науки должны были только укрепить эти чувства. Получив диплом биохимика в Мельбурнском университете, она осталась учиться в магистратуре. О своем научном руководителе Блэкберн пишет: «Фрэнк Хирд научил всех лаборантов в своей группе радости и красоте исследовательского дела. Он говорил, что каждому опыту следует обладать красотой и простотой моцартовской сонаты. Под влиянием его сильной личности мы были очень сплоченным коллективом. Иногда мы выезжали в холмистую местность под Мельбурном, набившись все вместе в его машину. Моцарт громко звучал по радио, и мы закатывали пикники среди деревьев и полевых цветов».

В лаборатории британского биохимика Фреда Сенгера в Кембридже царила такая же свободная и неформальная атмосфера. Здесь Блэкберн защитила докторскую диссертацию. Сенгер изобрел метод определения последовательности ДНК, который усовершенствовал технологию и принес ему вторую Нобелевскую премию (за всю историю премии повторного награждения удостоились только четверо). Технику Сенгера применили в проекте «Геном человека» для расшифровки этой технической документации нашего биологического вида.