Зачем мы стареем. Наука о долголетии: как продлить молодость - [11]

Ученые, разрабатывающие вакцины от полиомиелита, долгое время использовали для культивирования своих вирусов клетки почек обезьян. Но выбор этот оставлял желать лучшего: вирусные культуры могли перепутаться с самой разной другой гадостью в обезьяньих клетках. Поэтому Хейфлик в поисках более безопасной альтернативы решил попробовать человеческие клетки, прежде всего эмбриональные. Такие клетки не подвергались воздействию внешнего мира и потому должны представлять собой более чистый материал. Эмбриональные ткани ему поставлял бывший коллега, перебравшийся к тому времени в Стокгольм, – в Швеции менее щепетильно, чем в США, относятся к абортам и использованию тканей зародышей в научных целях. Ткани (главным образом почек и легких) прибывали обычной авиапочтой в коробках со льдом. Хейфлик отделял тончайшие слои, которые погружал в ферменты, чтобы растворить соединительную ткань, и получал чистые клетки, которые оставалось вырастить на агаровом геле, обогащенном питательными веществами по его собственной оригинальной методике.

В инкубаторах, при температуре человеческого тела, они делились, пока не покрывали весь гель в колбах. Отсюда лаборанты переносили некоторую часть в другие колбы, и так получался материал для вирусологов. Также запечатанные ампулы с клетками отправлялись на глубокую заморозку – про запас и для распределения в другие лаборатории.

Выращивание клеток из такой нестабильной ткани было ужасно кропотливым занятием. Хейфлику это удавалось, и со временем его клеточные линии оказались чрезвычайно востребованными повсюду. Но, по мере того как углублялось его понимание клеточных процессов, Хейфлик начал понимать, что в какой-то момент клетки перестают делиться. Это событие можно было предсказать – деление всегда прекращалось примерно на 50-м удвоении популяции. Особенно его интриговало то, что клетки после этого не умирали. Обменные процессы внутри них продолжались, и они могли прожить так, без деления, еще год и больше.

То, что выращенные в лаборатории клетки в конце концов прекращают расти и делиться, было хорошо известно. Считалось, однако, что сами по себе клетки могут делиться бесконечно, а лишает их этой способности какая-то техническая ошибка – заражение, неправильное питание, ляпы лаборантов. В этом ученые следовали мнению Алексиса Карреля, французского хирурга, работавшего в Институте Рокфеллера и удостоенного в 1912 году Нобелевской премии за изобретение способа сшивания рассеченных кровяных сосудов. Каррель якобы продержал в колбе клетки сердца куриного эмбриона больше 20 лет, регулярно их подкармливая. Правда, после него никто не мог даже приблизиться к таким срокам, так что выдвигались самые разные объяснения, почему его культура прожила столько лет. Говорили, например, что лаборанты боялись возмездия за гибель драгоценных клеток именитого хирурга, о бессмертии которых он во всеуслышание заявил, и тихонько заменяли гибнущие клетки по ходу дела, тем самым подтверждая и укрепляя мощный научный миф!

И все же Хейфлик своими глазами видел, что клетки после известного числа делений перестают размножаться, и его взяло серьезное сомнение. Было похоже, что прекращение деления – внутренняя характеристика клеток, даже естественный процесс старения, а не результат какого-то воздействия среды. И он привлек цитогенетика Пола Мурхеда, чтобы проверить свою теорию. Вдвоем они должны были исключить возможность заражения микробами или прочие неизвестные свойства культуральной среды. Ученые могли различать мужские и женские клетки по хромосомам, так что они посадили некоторое количество женских клеток, уже прошедших 10 циклов деления, в колбу с мужскими клетками, которые прошли 40 циклов. Как и ожидал Хейфлик, они с Мурхедом обнаружили, что 20 циклов спустя только женские клетки сохраняли жизнеспособность. Более старые мужские клетки находились в стадии покоя. Все клетки содержали в одних и тех же условиях, так что среда была явно ни при чем. Хейфлик и Мурхед представили свои наблюдения Journal of Experimental Medicine – «кадиллаку журналов» для клеточных биологов, как выразился Хейфлик.

Редактор журнала, вирусолог Пейтон Раус, сам был охотник низвергать кумиров в своей области, онкологии, потому и получил Нобелевскую премию (за открытие канцерогенных вирусов, поначалу у кур). Но теория Хейфлика была для Рауса уже чересчур. «Заключение, что смерть клеток вызывается „старением на клеточном уровне“, явно поспешно, – писал он в своем довольно высокомерном отказе. – Важнейшим наблюдением в результате выращивания клеточных культур за последние 50 лет является то, что способные от природы к размножению клетки продолжают делиться бесконечно при наличии соответствующих условий in vitro». В конце концов статью Хейфлика и Мурхеда напечатал (в декабре 1961 года) более скромный журнал Experimental Cell Research (стоит заметить, что статью приняли без поправок – редкий случай в научной прессе и доказательство отличного исполнения, вопреки критике Рауса).

Скептиков хватало, и Хейфлик предложил обеспечить каждого колбами с клетками, а также предсказать, когда по его расчетам они перестанут делиться. Предсказывал он точно, и это открыло многим исследователям глаза на то, что все время было у них под носом и что они списывали на технические погрешности. Установленный Хейфликом естественный лимит жизни клеток сегодня зовется пределом Хейфлика, и это одна из самых горячих тем современной геронтологии.