Зачарованные тайной - [33]

моется?..

После комедии — трагедия. Прошли годы; я узнала, что Пеладан банальным образом венчался в церкви Сен-Филипп-дю-Руль с некоей богатой вдовой, матерью уже взрослого сына и двоюродной сестрой графа де Ларманди. Мне говорили, что новобрачная надела по случаю бракосочетания черную бархатную придворную мантию с розовой атласной подкладкой, шлейф которой нес ее сын.

Затем я уехала на Восток. Когда вернулась, жена Пеладана уже развелась с ним. Граф де Ларманди рассказал мне, что это он посоветовал своей кузине выйти замуж за сара, и вскоре она в том раскаялась. Он оказался деспотичным, корыстным человеком, а его причуды граничили с безумием.

Так, иногда он неожиданно говорил жене за столом:

«Сперва попробуйте это вино, сударыня, оно отравлено».

Эти мелодраматические замашки вкупе с вышеупомянутыми претензиями вывели даму из терпения, произошел развод; вместе с женой уплыли деньги, обеспечивавшие сару безмятежную жизнь.

У него остались только перо и бесспорный писательский талант. Удалось ли ему распорядиться этим как следует?..

В последний раз я видела Пеладана в редакции «Меркюр де Франс». Это был день Рашильды[55]*, очень известного автора, жены издателя журнала — Валетта. Я участвовала в беседе в гостиной, где собрались дамы, в то время как мужчины курили в кабинете Валетта.

Последний, которому было известно, что я знакома с саром, подошел ко мне.

— Пеладан здесь, — сказал он. — Не желаете ли с ним встретиться?

Из проема двери, ведущей в кабинет, я увидела Пеладана, стоящего в кругу других гостей.

Ни взъерошенной шевелюры, ни бороды, подстриженной, как у магов на ассирийских стелах... — ничего от прежнего Меродаха и сара, Великого магистра розенкрейцеров-тамплиеров и рыцарей Грааля. Передо мной был всего-навсего господин Жозефен Пеладан.

Пеладан умер в пригороде Парижа Нейи-сюр-Сен 27 июня 1918 года в возрасте шестидесяти лет.

VI

На склоне лет великий китайский мудрец Лао-цзы[56]* покинул место затворничества, где жил долгие годы, предаваясь созерцанию, и один направился к западной границе. Он никому не рассказывал о цели своего путешествия. Воин последнего поста на границе Китая видел, как мудрец удалился в пески Гоби, и никто о нем больше ничего не слышал.

Даже почти легендарные риши[57]* мечтали на склоне лет о том, чтобы индусы покидали свои жилища на равнинах и уходили в девственные гималайские леса, дабы установить таинственную связь с божествами этих высокогорных мест или вступить с ними в еще более загадочное общение, неведомое простым смертным.

Путешественники, разыскивающие призрачные райские земли, испокон веков шли по стопам этих древних странников. Таких людей можно встретить и в наши дни: они бредут через леса или пустыни Центральной Азии и умирают от истощения в пути, так и не узрев своей цели. Если же порой эти несчастные и добираются до нее, то им не удается утолить духовный голод, и они возобновляют свои бесплодные скитания, гоняясь за миражами.

Некоторые так и не возвращаются из этого мистического паломничества; они пропадают без вести, словно канув в бездну непостижимой тайны.

«Джеймс Мюррей, Бостон» — значилось на визитной карточке, которую передал мне слуга. Я не знала никакого Джеймса Мюррея; очевидно, посетитель ошибся, обратившись ко мне. Вероятно, будет достаточно нескольких слов, чтобы он это понял. Двое белых, повстречавшихся в Азии, всегда отчасти чувствуют себя связанными естественными узами солидарности, объединяющей представителей одной расы. Я не могла выпроводить «соплеменника»: дело происходило в Бенаресе.

После недолгих предисловий, отдав дань дежурной вежливости, господин Мюррей заговорил о цели своего визита.

— Мне рассказывали о ваших путешествиях в Тибет, — сказал он, — и о ваших безупречных знаниях оккультных учений Индии и Тибета.

— Безупречные знания — слишком громко сказано! — ответила я. — Я просто интересовалась этими учениями и немного изучала их. Вот и все.

— Ваша осведомленность в данной области куда более велика, — возразил гость. — Мне это известно из достоверного источника.

— Кто же дал вам столь неточные сведения? — поинтересовалась я.

Мюррей назвал одного любезного пандита[58]* из числа моих знакомых. Откуда этот американец его знал? Я не успела расспросить гостя. Он был возбужден и явно спешил перейти к вопросу, который и привел его в мой дом.

— На протяжении нескольких лет, — сказал он, — я общался с одним индусом, поселившимся в Америке. Господин Сингх некогда учился в Кембридже и отчасти даже сделался англичанином, но потом все же вернулся в Индию, где прожил более десяти лет.

Господин Сингх был глубоко эрудированным философом; как человек весьма состоятельный, он мог позволить себе проводить свободное время за книгами в библиотеках и составляя дома конспекты. Я никогда не отваживался расспрашивать индуса об интересовавших его темах, уж очень замкнутым и скрытным он был относительно того, что касалось его личной жизни. Я лишь слушал в его изложении историю основных индийских философских учений, а также толкование этих учений мудрецами его страны.

Затем я решил посетить Бразилию и приехал в Рио, где получил телеграмму от одного врача из Филадельфии. Сингх тяжело заболел и хотел немедленно меня видеть. Врач, вероятно, без ведома своего пациента прибавил к тексту телеграммы слова: угроза летального исхода.