Забытый солдат империи - [9]

Вадим лежал и чувствовал, как в унисон бьются их сердца.

– Эва, давай уедем куда-нибудь к чертовой матери от них, от всех…

– Нельзя, Вадим, ты же это знаешь.

Она обняла его.

– Может, еще встретимся?

– Может быть…

Они в то мартовское утро просто спали в объятьях друг друга. И каждый из них знал, что биологические часы другого – простая наука – поставлены ровно на 12.15. – время, когда надо вставать и собираться в путь.

…В Адлерском аэропорту гудели самолеты. Они прощались.

– Вадим, не забывай меня. И еще – будь поласковее с Люсей.

– Эва, какая Люся! При чем здесь Люся! Я люблю тебя!

– Ты не понял. У Люси два месяца назад родился мертвый ребенок. Она разводится с мужем.

– Бог с ней, с Люсей. Эва, останься!

– Нельзя, Вадим. Не забывай меня.

Она пошла к трапу самолета.

16

Вадим лежал на диване, НА ТОМ САМОМ диване и ему чудились исходящие от него запахи Эвы. И хотя он, конечно же, умом понимал, что за прошедшие десять лет на этом диване сидели, лежали, трахались две, а то и три сотни жильцов номера «люкс» и ни о каких запахах Эвы не может быть и речи, они настойчиво преследовали его. Вдруг ему пришла в голову совершенно бредовая мысль: Эва должна была оставить в номере какой-то знак. Для него, СВОЕГО. Ведь она тогда, перед отъездом, точно предсказала, что он вернется в этот номер, и будет жить с Люсей. «Жить». Какой же все-таки бывает смешной этот “великий и могучий” русский язык.

17 (ретроспектива)

…После отъезда Эвы Вадим зашел в свою комнату и, удивленный, остановился на пороге: какая-то женщина раскладывала свои вещи по кроватям, доставая их из чемодана. До него дошло: ну, конечно же, Эва выписалась из Дома творчества, а на ее место пришел другой человек.

– Извините, – сказал Вадим – я тут жил раньше. Один момент.

Вадим покидал барахло в сумку и пошел в свой законный номер «люкс». Там была Люся.

– В мою комнату поселили женщину – объяснил свой приход Земцов. – Есть два варианта: или возвращайся в свой номер, или живи здесь. Я не против.

Люся молчала.

– Ну, решайся.

– Я останусь здесь.

«Началось, – подумал Вадим, – Два раза за месяц попасть в гарем – это перебор».

Он подошел к Люсе, взял за руку и внимательно посмотрел на ее пальцы. Эва не соврала: люсины ногти представляли собой печальное зрелище – кальций не восстановился после родов. «Значит, у нее и в правду был мертвый ребенок. Как тихо она себя вела все эти дни».

– Ну-ка сядь, Люся. Давай поговорим. Выкладывай, что тебе сказала Эва. Молчишь? Хорошо, я тебе скажу сам. Сказала тебе Эва примерно так: да плюнь ты на все, что у тебя там было в Воронеже…

– В Белгороде, – бесцветным голосом поправила Люся.

– …в Белгороде, и начни жизнь заново. А для начала, чтобы стали несущественными все проблемы с мужем, потрахайся с этим кобелем Вадимом.

– Она не называла тебя кобелем…

– Тем лучше. Я и на самом деле не кобель, Люся, хотя нас с Эвой жизнь сделала циниками. И представь себе – я полюбил Эву, хотя и точно знаю, что эту ночь, прилетев в Ригу, она проведет в постели с мужем. Ты, Люся, насколько я помню, инженер, а мы с Эвой – журналисты, представители второй древнейшей профессии. Понимаешь, о чем я говорю?

– Понимаю, – тусклым голосом сказала Люся. – А что, все журналисты такие?

– Хорошие журналисты – да, – сказал Вадим. Он и на самом деле был почти, что уверен в этом. – А солдаты империи – тем более.

– Какие солдаты? – удивилась Люся.

– Это я так. Все. Начинаем новую жизнь. Ты же хотела со мной жить – вот и будешь жить. Только учти – я очень крутой.

Ему вдруг стало совершенно ясно, что надо делать. В сущности, тоже самое, как и тогда, когда девочка Вера замерзала в пургу, под коркой ледяного наста. Он – солдат империи, перед ним – наконец-то – поставлена задача и он должен ее решить. Все просто.

– Иди в душ, – приказал он. – Сначала очень горячая вода, потом – только холодная. Потом опять горячая. И так пять раз подряд. Ступай.

Она подчинилась.

Он спустился на первый этаж и купил в аптечном киоске бутылочку брома. Вернулся в номер и зашел в душ. Люся отвернулась лицом к стене. Он попробывал рукой воду – она действительно была очень горячей.

– Хорош, – скомандовал он. – Пошли в комнату.

Он насухо вытер ее полотенцем. Грудь Люси показалась ему опасно твердой, живот, напротив, сморщился и отвис.

– Ложись на кровать, – опять скомандовал он. – На живот.

Она снова подчинилась.

Он сел сверху на ее ноги и минут пятнадцать массировал всю – плечи, шею, поясницу. Потом принес из ванной таз с водой, вылил в нее бром и обтер ее намоченным в растворе полотенцем.

– Это для успокоения нервной системы. Посиди так минут пятнадцать. А, знаешь, Люська, ты – мировая девка. И сиськи у тебя – просто класс. Наверное, половина Белгорода на них заглядывается. Рассказывай.

Люся несмело улыбнулась:

– О чем?

– О себе. О своем муже. Что у вас там стряслось…

Люся рассказала. В последнем классе школы она встречалась с одним своим одноклассником. Встречи как встречи. Поцелуи в сиреневых зарослях, стыдливо расстегнутая блузка. И ничего больше. А потом он ушел к другой, и за ней стал ухаживать давний поклонник, тоже их одноклассник. Они поженились и все было хорошо. Пока тот, первый, не рассказал по пьянке ее мужу о родинке на груди Люси. И жизнь превратилась в ад. Ад сплошной ревности. Она не знает, виноват ли муж, что у них родился мертвый ребенок. Но его ненавидит. «Хорошо, что ненавидишь, сказал ей Вадим, хуже, если была бы равнодушна».