Забытый берег - [11]

Достопамятное лето девяносто второго года… Приятное тепло установилось в Москве, и в каждом из нас поселилось радостное ощущение приключения. А от приключений мы отвыкли: Латалин работал в КБ, тосковал, да так, что его белые кудри поникли. Виноградов мечтал о дирижаблях, но занимался трубогибочными аппаратами, а я в своём вузе никак не мог понять, почему преподаватель — это никто. Вперёд, вперёд — так отстукивали колёса километры железной дороги, и ночь длинно растянулась по земле, и что-то важное, замечательное ожидало нас. Постельное бельё с запахом чистоты, чай в фаянсовых чашках, лёгкие занавески — мы мчались на восток, на Волгу!

Четвёртой в купе оказалась чудная дама лет тридцати. Русоволосая, круглолицая, глазастая, в голубом платье. Она была одновременно вытянутой вверх и вся в округлостях. Звали её Лида, и она ехала в Казань на встречу с возлюбленным!

— Мой Харламов готовится к шабашке, а пока сидит в Казани, — сообщила она. — Позавчера он мне звонил. Мы встречаемся с ним на конспиративной квартире на улице Баумана.

У неё оказалось множество свёрточков и баночек: с разными вареньями, смородиновым желе, с тёртыми грецкими орехами, перемешанными с мёдом, с цукатами, щербетом, и она нас потчевала! Мы пробовали и восхищались. Лида сияла!

— Вы знаете, — сообщала она, — мой Харламов в армии служил! Представляете — он стоял в карауле! Виктор, вот вы, вы стояли в карауле?

— Н-нет, — ошарашенно удивлялся Латалин, хмурил белые брови и смущённо крякал своим фирменным смешком. — Хе!

— А Харламов стоял! Он связистом был! Связь — это глаза и нервы армии! А на учениях радиостанцию утопил, и с него потом по десять рублей в месяц вычитали! Представляете?

Своими округлостями и милым щебетаньем Лида заполнила купе полностью.

— А вы курите? Я хочу закурить.

— Курит у нас вот… — показал Павел. — Вячеслав Петрович. Да и то — в строго отведённом для этого месте.

— А я весной была во Франции, в круизе по замкам Луары: Блуа, Бежанси… Французы галантные: только достанешь сигарету — сразу несколько зажигалок. — Лида надула губки и исподлобья посмотрела на Павла.

— Лида, кто ж тебя с Луары-то да сюда?

— Харламов…

Она вздохнула, погрустнела и задумалась.

— Ну, Лидочка, пойдём, — пригласил я, и мы отправились в прохладный чистый тамбур.

Лида встала к двери, закурила и заговорила:

— Замки потрясающие! Французы самодовольные, а сами лягушек едят. Вернулись домой, появляется Харламов! Ничего не боится! Он же волосатый, представляете? У него рубашка на плечах не лежит, на волосах поднимается! Он пригласил меня в ресторан, красиво ухаживал, накормил, и я почувствовала себя женщиной. А вы где собираетесь рыбу ловить?

— Где-то в Гремячево.

— Гремячево? Не знаю. А в Волге водятся лещи. Когда их завялить, мужики с ними пьют пиво. Точно? А сомы в Волге водятся?

— Водятся.

— А сазаны? Сазаны бывают большие.

— Это, Лида, как повезёт.

— Ну да, рыбная ловля — дело тёмное. А вы на что будете ловить?

— На хлеб и на горох. Мочёный.

Лида посмотрела на меня искоса и сощурила глаза.

— Положено так, на горох, — пояснил я.

— Ну да — на фасоль, на бобы, — она прелестно рассмеялась, — на морковку! А я верю…

И спали безмятежно, и день солнечный ждал в Казани — превосходно всё начиналось! Лида повесила через плечо большую сумку и отправилась на конспиративную квартиру на улице Баумана. А мы доехали на трамвае до речного вокзала, часа полтора прождали в сквере и лёгким «Метеором» ушли вверх по Волге. Оставив в салоне вещи, мы более часа простояли на палубе, любуясь берегами. Я и не знал, что Волга такая роскошная река!

Поспели мы ко времени — через полчаса после прибытия на гремячевский дебаркадер к берегу подошёл катер переправы на Ширван. Мы уже осмотрелись, нашли на берегу бревно, взяли с собой. «Сидеть на нём будем!» — сказал Павел. Через четверть часа пути он попросил капитана высадить нас не у Ширвана, а дальше, на конусе выноса оврага Долгая Грива — всё равно он шёл по воложке в Покровское. Удивились мы с Виктором такому знанию местности, да значения не придали. И капитан удивлялся — остановочный пункт на правом берегу назывался Ползуново, а не Ширван.

Конусом выноса Павел назвал плоскую треугольную площадку под горой. Как раз там, где её рассекала щель оврага. Площадка густо заросла кустами и деревцами. Посредине протекал ручеёк с вкусной водой. Там мы затеяли костерок, заварили чай и пили его, сидя на бревне и глядя на погружающиеся в тень от громадного берега пышные зелёные острова.

Дальше просто: надули лодку, переправились на остров, установили палатку, очаг организовали. Устроились.

А вот когда, побив комаров в палатке, мы легли спать, Павел и сказал, что приехали мы сюда по виду рыбачить, но будем ловить рыбу только для прикрытия. А на самом деле мы приехали для того, чтобы определить местоположение клада, который закопан наверху, на горе.

— Мы найдём клад, — сказал Павел, — выкопаем его и вернёмся в Москву.

Виктор задумчиво спросил:

— А эти… сиденья в большом свёртке имеют отношение к кладу?

— Это не сиденья, а антенны радиолокатора. Спокойной ночи, малыши.

2

Остров выходил к Волге низким песчаным обрывом, заросшим ивняком, и плавно тянулся метров на триста. Наклонная от Волги его поверхность кое-как была укрыта ивовыми кустами. У приверха, там, где Павел распорядился ставить палатку, росло несколько тонких берёз. Собственно говоря, это был уже не приверх, а начало острова, ровно обрезанного во время работ по прокладке газопровода. Вдоль неширокого и мелкого пролива, который мы вчера легко перешли вброд, обрыв продолжался по второму, ближнему к горному берегу острову. Этот остров оказался короче, но в середине был выше, с берёзовой рощицей на бугре. Дальше была широкая воложка.