Забытое убийство - [101]

Баттисти взошел на эшафот со словами: «Тренто будет итальянским!» и шагнул в вечность.

Но, добавив позорных деталей к этому ритуальному убийству, австрийцы просчитались. Провоз через весь город, оскорбления, казнь через повешенье, сломавшаяся перекладина виселицы, доставившая лишние мучения приговоренному, радостное ликование экзекуторов над телом Баттисти – все это превратило происходящее в трагическую литургию для итальянцев.

Последней научной работой трентинского географа оказался атлас «Венеция – Джулия», найденный в месте расположения его отряда и посмертно опубликованный Олинто Маринелли в 1920 году.

Сорокадвухлетний красавец Чезаре Баттисти, политик и ученый, отец троих детей, на следующий день после своей гибели стал национальным героем, великомучеником и знаменем Италии, которому поклонялись и отдавали честь вооруженные патриоты.

О нем сочиняли пьесы и поэмы, ставили спектакли и радиопостановки. Портреты Баттисти вышивали на знаменах, а войска уходили в бой под звуки посвященного Баттисти марша «La leggenda del Piave»[420].

И произошло невероятное. То был почти исключительный случай, когда смерть национального героя послужила призывом для других итальянцев.

За Тренто бились кровопролитно, утомительно долго, но упорно – с одержимостью самоубийц и жаждой самопожертвования. Итальянцы – люди экзальтированные.

Антанта выполнила свои обещания. Тренто стал итальянским, но стал ли он свободным – вот вопрос.

8.5. Черная вуаль

Родственники Баттисти после этого оказались в центре внимания, и на них распространился ореол героя-мученика. В Италии есть мемориальная доска, посвященная матери Баттисти – Виттории Фоголари. На доске слова: «В этом доме родилась графиня Виттория Тереза Фоголари, мужественная мать национального героя Чезаре Баттисти».

Жена Баттисти всегда разделяла взгляды мужа, но она не хотела этой войны, предчувствуя несчастье. До последней минуты Эрнеста надеялась на его возвращение, а потом, когда надеяться уже было не на что, стояла перед открытым окном и, раскинув руки, изо всех сил держалась за обе стороны широкого оконного проема.

Костяшки пальцев побелели. Она как будто удерживала саму себя, чтобы не броситься в это окно, не вылететь черной птицей во вдовьем оперении.

Из ее груди вырывался немой крик, длинные косы растрепались по плечам, она их не чувствовала, как не чувствовала всего своего тела. Только ноющие от напряжения пальцы она чувствовала, и это казалось спасением.

Мимо окна проплывали фиолетовые сумеречные облака, выделяясь на синем южном небе. Но ничего этого больше не было, ни неба, ни облаков. «Senti: il vento de l’alpe…»[421]

Она ничего не чувствовала – ни ветра, ни Альп.

Спустилась на первый этаж, вытащила из сундука старое бабушкино платье, совсем простое, черное, с огромным некрасивым белым воротником грубой вышивки, и, надев его, подошла к распятию в маленькой темной комнате, опустилась на колени.

Только в этом дешевом, выцветшем платье она могла молиться Анжеле Меричи, святой из Брешии, защитнице вдов и осиротевших детей.

«O Angela santa, proteggi con cuore materno le giovani perché, educate all’amore sereno e casto, sul tuo esempio promuovano con amore generoso e premuroso la dignità della donna sia nel matrimonio che nella vita consacrata, e con la luce della fede e la forza della speranza favoriscano una convivenza rispettosa e solidale. O Angela santa, prega per noi e proteggici…»[422]

Раньше она была другой. Она никогда бы не надела это старое платье, не стала бы произносить молитву, но сейчас у нее ничего больше не было.

Потом Эрнеста взялась за публикацию сочинений своего мужа – чтобы пережить. У нее было трое несовершеннолетних детей, старшему едва исполнилось шестнадцать: он был ровесником этой войны и XX века. Луиджи Баттисти, или Джиджино, как его все называли, несмотря на свои шестнадцать лет, сразу же после смерти отца ушел добровольцем на фронт и воевал в составе «alpini». И кто мог в этом неистовом юношеском порыве помешать сыну национального героя.

Когда Муссолини вдруг пришла в голову мысль перенести свою резиденцию в многострадальный замок Буонконсильо, Эрнеста отправилась в Тренто в траурном одеянии и демонстративно накрыла надгробие мужа черной вуалью. Символическое значение этого поступка понятно: незачем было несчастному Чезаре видеть, что вытворяет на этой земле его ученик.

Впрочем, и мотивы Муссолини кажутся достаточно прозрачными: героический отсвет Буонконсильо, последнего пристанища Баттисти, – во-первых, и стремление бросить вызов австрийцам, некогда превратившим итальянскую святыню в казарму и застенок, – во-вторых. Для него этот замок стал символом реванша.

Эрнеста Биттанти была старше мужа на пять лет, ее любовь пережила его на целых сорок: столько она прожила и столько же боролась за сохранение его наследия и доброго имени. Мысль о том, что он ушел раньше и еще молодым, не давала ей покоя. Сверяя свои мысли с его мыслями, она понимала, что приятие им деяний его протеже Муссолини было бы просто невозможно, и она начала непримиримую борьбу с бывшим товарищем и союзником, выступая в защиту угнетенных национальностей и спасая антифашистов.