Забытое убийство - [100]
Из дневника австрийского генерала Конрада фон Крафт Дельмензингена[415], командира Тирольского армейского корпуса, от 7 июня 1915 года: «В общем поведении противника почти везде заметна большая осторожность. Он медленно продвигается на позиции, где может установить свою артиллерию, и вскоре после этого вновь прячется в ущелье. С тактической точки зрения это нельзя считать неумелыми действиями, но стратегически они ведут себя совершенно безрассудно. Благоприятный момент уже прошел, и другого шанса не будет»[416].
Весной 1916 года на реке Изонцо итальянцы и австрийцы, подобно кентаврам с картины Августа Пеццеи, бились не на жизнь, а на смерть за Тироль. По одну сторону – журналист и старший лейтенант Чезаре Баттисти. По другую – в австрийском окопе – военный корреспондент «Тирольской солдатской газеты» и тоже старший лейтенант ополчения, выдающийся австрийский писатель Роберт Музиль.
Тридцатишестилетний автор «Человека без свойств» и «Воспитанника Тёрлеса» так же, как итальянский журналист, ушел на фронт добровольно – воевать за родину. Это были два уроженца одной страны, но родина у них оказалась разная. Они даже не были знакомы и никогда не увидят друг друга.
Дальнейшая судьба итальянского социалиста Баттисти пошла вразрез с судьбой Италии: сбылась мечта, но и этого он уже не увидит. Он ушел на войну рядовым добровольческой армии и оказался в батальоне «Edolo» пятого полка «Alpini» – альпийских стрелков.
В конце августа Баттисти принял участие в боях у Альбиоло и был выдвинут на медаль. Осенью батальон «Edolo» переправился в район Адамелло, а в декабре Баттисти был назначен лейтенантом роты в районе горы Бальдо. Штаб первой итальянской армии принял решение направить экспедицию для разведки местности, и 15 мая 1916 года Чезаре Баттисти во главе второй роты батальона «Alpini» организовал поход под названием «Виченца» и оказался на передовой. Именно тогда он в последний раз написал письмо жене и сразу же получил приказ захватить гору Корно, которая позднее получила название Пик Баттисти. В июле 1916 года, во время знаменитой битвы при Азиаго, Баттисти был взят в плен австрийцами. О том, как это произошло, точных сведений не имеется, но существует версия, что он спасал тяжело раненного товарища и оказался в этот момент уязвим для напавших на него горных стрелков.
Баттисти приговорили к смерти. В данном случае ему уже не могла помочь депутатская неприкосновенность, поскольку он являлся депутатом той страны, в которой был признан дезертиром и предателем. Именно этот факт и стал причиной изощренной жестокости австрийцев по отношению к пленному политику. Формально Баттисти мог рассчитывать на расстрел, как военнопленный офицер, лейтенант итальянской армии, однако его приговорили к повешению как австрийского изменника.
Черная ирония австрийцев простерлась даже до того, чтобы сделать местом казни исторический замок Буонконсильо – священную жемчужину Тренто, превращенную в австрийскую казарму.
Вечером 11 июля 1916 года заключенный замка Буонконсильо повторял с замиранием сердца знакомые строки Джозуэ Кардуччи:
– Не хотите исповедаться или, может быть, покаяться? – спросил капеллан Джулиан Пош[418], внимательно посмотрев ему в лицо[419].
– И рад бы, да не в чем, – ответил узник Буонконсильо со снисходительной улыбкой.
– Таков порядок для любого христианина, – смутился Пош. Он с самого начала ощущал неловкость в стенах этого каземата.
– Боюсь, мои убеждения помешают осуществлению вашей благородной миссии, – сказал осужденный. – Я вижу, вам затруднителен итальянский. Можете говорить на своем родном языке, – добавил он по-немецки.
Капеллан провел в камере два часа – с четырех часов вечера до шести, – и для него это стало почти невыносимо.
А Баттисти, наоборот, как будто пытался ободрить его и отвлечь от тяжких мыслей.
Он рассказывал о своей семье, о брате, который оказался в австрийской армии. Судьба брата беспокоила его, собственная – нисколько.
– Мне так жаль вас! – искренне сказал Джулиан Пош, испытывая невероятную тяжесть в груди. Каждая минута становилась все мучительнее.
– Стоит ли беспокоиться, падре? – ответил Баттисти. – Мне вот совсем себя не жаль, и я совершенно спокоен. Я достаточно пожил и немало успел, чтобы считать свою жизнь ненапрасной. За сорок два года я успел гораздо больше, чем иные за гораздо более долгую жизнь.
Плюньте в лицо тому, кто скажет, что умирать нестрашно…
Казнь Чезаре Баттисти напоминала спектакль или ритуальное убийство, окруженное всевозможными символами. Так, в последний момент была куплена на рынке гражданская одежда, чтобы унизить приговоренного и доставить к месту казни не в офицерском мундире, а в цивильном.
Вторым актом издевательства стала организованная для Баттисти демонстрация отношения к нему местных жителей: его провезли в открытой телеге по родному городу Тренто, чтобы он мог слышать оскорбления своих земляков, называвших его «канальей», «собакой» и «изменником».
