Забытое убийство - [18]

— Нежный зверек любви сейчас подарит нам свои прекрасные плоды!

Это биологически не очень точно соответствовало тому, что происходит между мужчиной и женщиной в такие минуты, но Весика трогало, и он приходил в восторг вслед за ней.

В антракте к Ире подошла какая-то девушка.

— Ой, знакомьтесь: это Аня, моя сестра. Она учится на искусствоведческом в Академии художеств. А это Винсент!

Аня, вздрогнув, услышала это имя и с любопытством вгляделась в Весика, пытаясь найти в нем сходство с несчастным художником. Ничего не было в нем по сравнению со знаменитым автопортретом, на котором отсутствующее ухо гения затейливо замаскировано толстой повязкой, словно оно замерзло. Зато вспомнился ей один великолепный дагерротип молодого Ван Гога, на котором отчетливо были заметны смешные веснушки.

— А вы не очень-то похожи! — объявил Весик, тоже всматриваясь в Аню.

Аня была брюнетка с пышными, волнистыми волосами, плывшими по ее плечам, как ночная река.

— Мы сестры по отцу, а мамы у нас разные, — объяснила Ира. — Аня, ты одна здесь?

— Нет, с одним мальчиком — математиком, как и ты, Ирочка. Его зовут...

— Ва-ле-ра! — на весь вестибюль гордо выкрикнул свое имя Валера, незаметно вставший за Весиковой спиной. — Привет, коллеги! Аня, рекомендую тебе Весика. Талантливый математик, хотя ужасный раздолбай.

Валера подмигнул Весику, слегка напугав Винсента Григорьевича. Однако про кинжал, неудачно вонзенный в его грудь, он не стал напоминать приятелю. Может, забыл, а может быть, свеликодушничал. Впрочем, Валера всегда смотрел так, словно он знает про тебя что-то такое, что даже и тебе самому о себе не очень-то хорошо известно.

Весик же улыбался и радовался встрече, как всегда. Ничего плохого ни от кого он не ожидал и вообще был в ту пору в восторге от Валериной иронии, даже если она не щадила самого Весика.

После спектакля Аня всех пригласила в гости. Она жила под надзором бабушки, так как родители были в заграничной командировке. Они танцевали, пили принесенный в портфеле портвейн, который, стесняясь вежливой, но подозрительной старухи, разливали прямо в чайные чашки, отчего чаинки пускались в веселый пляс. Потом Весик с Ирой стояли у окна и тихо целовались за занавеской.

Ира сказала, что Весик напрасно так убежден в грубой материальности окружающего мира и трагичности жизни, что в его взгляде есть нечто хищное и это ему поможет. Она им займется.

Хищное? Винсент Григорьевич, растерянно хлопая глазами, вглядывался в детский совочек. У него когда-то во взгляде было нечто хищное? Где оно? Он поискал глазами по земле, даже под скамейку заглянул так, словно туда рубль укатился. Ничего хищного там не было, в пакете рядом с ним на скамье лежал сыр.

Сыр, новозеландский сыр! Домой, скорее домой. Не хищным, а скорее диким взглядом блистал Винсент Григорьевич, спеша к дому, и бородатый бомж в подворотне у помойки с почтением склонился перед ним, прижав к груди пустую бутылку.

8

Вскоре был странный звонок в восемь утра.

— Винсент Григорьевич? Мне дал ваш телефон господин доктор. Нам необходимо встретиться. Полагаю, это важно для вас.

— Кто вы? — немного растерялся Винсент Григорьевич.

— В данном случае я выступаю как консультант. Вы можете называть меня Петр Петрович. Учтите, я в Петербурге ненадолго. Поэтому предлагаю встретиться сегодня же в японском ресторане на Большом проспекте. Мне там удобнее всего, и я приглашаю вас, так что ни о чем не беспокойтесь.

Звонивший говорил просто и скупо, и Винсент Григорьевич решил, что имеет дело с приезжим экстраклассным специалистом по психиатрии. Видимо, москвичом... Волна благодарности к Михаилу Валерьяновичу поднялась в нем и была мысленно послана заботливому доктору.

Вечером в ресторане он прошел к условленному столику, оказался первым и смутился. Однако зеленый чай, который ему нравился со студенческих лет, был необыкновенно мягок и успокоил. Любовь к чаю тоже шла от Иры, которой папа, даже оставив семью, часто присылал чай из-за границы. Винсент Григорьевич прошептал ее имя, ожидая вскоре увидеть ее, освещенную улыбкой, в своей памяти, но не увидел и расстроился. Посмотрел по сторонам, понял, что бывал здесь. Правда, ресторана тут тогда не было, а был магазин, продававший светильники в красный горошек, как у него на кухне, настольные лампы в виде грибочка и дребезжащие люстры жутких форм, этакие мелко позванивающие стеклянные кошмары...

— Задумались? Здравствуйте!

Напротив него сидел бесшумно явившийся Петр Петрович. Винсент Григорьевич даже изумился, поскольку психиатры, которых он уже насмотрелся, беззвучно не ходят. Они пусть даже и стараются ходить деликатно, а все равно поскрипывают блестящими и дорогими башмаками.

Но кто же так ходит? И он, начинавший потихоньку дружить со своею памятью, вспомнил: так незаметно ходил Витюня, юный таежный охотник, приехавший поступать на мехмат из-под Горно-Алтайска.

Не объясняя опоздания, Петр Петрович сразу взялся спрашивать:

— Что же вас мучает? В изложении Михаила Валерьяновича для меня остались неясности.

Винсент Григорьевич начал перечислять свои беды: застарелую бессонницу, слабость, потерю жизненного вкуса. Заезжий психиатр поначалу слушал вяло, прерывал: