Забытая слава - [44]

Предатель выдал Олегу замысел Оскольда. Герой-патриот в цепях. Он проклинает рабство и выражает непреклонную волю освободить отечество от захватчиков:

Советований я ничьих уже не внемлю,

Без пользы свету жить — тягчить лишь только землю!

Лишився скипетра, мне свету чем служить?

Я добродетель здесь хотел восстановить…

Семира склоняет влюбленного Ростислава отпустить Оскольда из тюрьмы к собравшимся в лесах отрядам непокоренных киевлян, и тот соглашается нарушить присягу. Любовь его побеждает долг. Князь Олег приговаривает сына к смерти. Напрасно Семира берет на себя вину — уже назначена казнь. Вдруг Оскольд врывается в город. Народ требует, чтобы Ростислав вышел против него. Семира переживает тягостные минуты — два любимых ею человека встречаются в открытом бою. Кому желать победы?

В монологе Семира подробно оценивает свои противоречивые чувства, возбуждая слезы зрителей трагичностью переживаний. Смертельно раненный Ростиславом Оскольд соглашается на мир с Олегом и передает Семиру ее возлюбленному.

Сумароков был уверен в себе как драматург и не видел вокруг никого, кто мог бы с ним равняться. То, что Ломоносов взялся писать трагедии, обидело друзей Сумарокова, считавших этот род творчества его монополией. Елагин придумал смешную афишку о трагедии Ломоносова «Тамира и Селим», высмеяв эту пьесу, а вместе с ней и оды его, и ученые опыты с цветным стеклом, и мозаичные работы. Он сочинил также длинную сатиру на петиметров и кокеток и в начальных строках расхвалил Сумарокова:

Открытель таинства любовныя нам лиры,

Творец преславныя и пышныя Семиры,

Из мозгу рождшейся богини мудрый сын,

Наперсник Боалов, российский наш Расин,

Защитник истины, гонитель злых пороков,

Благий учитель мой, скажи, о Сумароков! —

Где рифмы ты берешь?..

Сколько титулов сразу! Сумароков без лишней скромности соглашался с каждым из них. В самом деле — разве он пишет для театра меньше и хуже французского драматурга Расина? Слава пришла к нему, стихи Елагина это подтверждали.

Сатира порицала петиметров и кокеток за то, что они напрасно губят время и тратят деньги на щегольские туалеты. Стыдно гоняться за модой, проживать накопленное дедами, болтать всякий вздор в приемных залах, ухаживать за ветреницами.

Похвалой Сумарокову обиделся Ломоносов и отвечал Елагину стихами:

Златой младых людей и беспечальный век

Кто хочет огорчить, тот сам не человек…

Он защищал молодежь, ее право пользоваться юностью, которая, увы, скоро проходит, заменяясь тревогами жизни взрослого человека. Ломоносов включил в стихи ядовитые намеки на Елагина и осмеял его притязания давать уроки нравственности.

В рукописной этой полемике приняло участие еще несколько авторов — одни вступились за Елагина, другие поддержали Ломоносова. Стихи споривших расходились по Петербургу, отсылались в провинцию.

Молодые друзья Сумарокова шли гораздо дальше его самого. Они обижались похвалами Ломоносову в сумароковской эпистоле о стихотворстве и находили, что нельзя, требуя простоты и естественности слога, хвалить оды Ломоносова, по их мнению — чересчур громкие и надутые.

Занятый кадетским театром и ссорами канцеляристов лейб-компании, Сумароков не торопился к новому фавориту Ивану Ивановичу. Лишь в конце августа, перед возвращением двора на зимние квартиры в Петербург, он, сердясь и вздыхая, выбрал время для своей поездки и поскакал в Сарское Село.

2

Злые языки в Петербурге уверяли, что Сумароков на вопрос отца, Петра Панкратьевича: «Что полновеснее — ум или глупость?» — дерзко отвечал: «Глупость, батюшка: вас возит шестерка лошадей, а я обхожусь двумя».

На паре разъезжали младшие чины, шестерню могли закладывать особы первых пяти классов империи по табели о рангах, сочиненной при государе Петре Алексеевиче. Сумароков остер в речах и к старшим относится без должного почтения, следовало из этого разговора.

…Четверка лошадей оставила позади домишки петербургской окраины и побежала по укатанной дороге. В загородный дворец ехал полковник Сумароков, и прохожие могли узнать о чине, глядя на запряжку.

За Средней рогаткой его карету обогнала другая. Шестеро лошадей летели бешеным карьером. На первой паре всадники-форейторы визгливо кричали: «Пади! Сторонись!» — подхлестывали нагайками взмыленных коней. В императорскую резиденцию поспешала важная персона — действительный тайный советник. Лица его Сумароков увидеть не успел — карета в секунду проскочила мимо, подняв густое серое облако пыли.

Елизавета Петровна любила быструю езду. На место загнанной лошади подставлялась запасная, а вынужденная остановка наверстывалась в считанные минуты. Подражая государыне, опрометью поскакали сановники, галопчиком потрусили нечиновные дворяне, кому закон разрешал запрягать только одну лошадь.

Влево и вправо от дороги Сумароков видел павших коней. С карканьем разлеталось воронье, завидев приближающуюся карету, и, пропустив ее, снова садилось на трупы.

Сумароков беспрестанно приказывал погонять — нетерпеливость была в его характере очень заметна — и приехал в Сарское Село близ полудня. Час этот для обитателей дворца был ранним — они ложились спать на рассвете. Сумароков остановил карету в Софии и пошел пешком по аллеям парка.