Забытая сказка - [3]

Когда я осознал истинную причину происходящего, было уже поздно. Тело обмякло, голова поплыла по магарычным волнам, и, отяжелев, опустилась на стол. Сознание погрузилось в полудрему, очнувшись от которой нынешним утром, я подумал, что ночное беспутство попросту привиделось. Если бы не глупая дразнилка про Петушка, зовущая присоединиться к сладким утехам, развернувшимся на обеденном столе»

* * *

— Они и в школу областную за ручки ходили, и в училище поступили на одну специальность, всегда вместе, словно пташки неразлучные, — скрипучий голос бабы Ани вернул Петра в настоящее.

— Не похожи они на брата и сестру.

— А на кого похожи? — всполошилась старуха, сверкнув очами.

Внук осекся.

«Нельзя рассказывать о вчерашней попойке, забранит».

Аннушка расценила молчание по-своему.

— Вот то-то. Ты больше молчи, голубь сизокрылый, за умного сойдешь. Мало ли что люди брешут.

В этот миг защемило сердце у Петра, стиснула его неведомая ледяная рука, заговорил очнувшийся разум: «Все, пришло время прощаться, загостился ты, пора и честь знать. Задание выполнил, сведения о происходящем в Заводях собрал. Бабуле еще жить да жить, а что ремонт затеяла, да померзшие яблони выкорчевала, ничего удивительного».

— Завтра домой отправишься, Петруша. Чем дольше ты здесь живешь, тем сильнее мхом порастаешь. Ежели корень пустишь, так вековать останешься. Места у нас гнилые. Душа слабину покажет, мигом в полон угодит. Еще денек да ночку побудешь, за хозяйством приглядишь. А потом — скатертью дорога. Отлучится мне надобно, в диспансер областной на «прохилактику». Ахмед, — кивнула в сторону рабочих, копошащихся во дворе, — со мной поедет. А за чертями копченными — глаз нужон. Тебя за хозяина оставлю.

Бабушка подсела рядом, как в детстве погладила Петра по непослушным кудряшкам.

— И еще одна просьба у меня будет, милок. Спать сегодня рано ляжешь. Как солнце сядет, за дверь ни на шаг. Ни на полшага. Кто бы не звал, чтобы ни сулил. И в дом никого не пускай, без приглашения сами не зайдут. Лихая ночь ныне, купальная. Крес идет.

Старушка прижала руку к губам внука.

— Молчи. Чем меньше будешь знать, тем крепче заснешь. Помнишь, в детстве, ты просил страшные сказки на ночь рассказывать, а я отказывалась. Так и сейчас. Есть у меня средство верное, травка особая. Заваришь ее перед закатом и сразу в кроватку ложись.

Петя кивнул.

«Да шут с ней, с чудной бабкой, исполню последнюю просьбу. И больше в Заводи ни ногой».

— А я за послушание, дом на тебя перепишу, и огород и садик. По рукам?

— По рукам, ба!

«На черта мне эти хоромы».

Вернувшись из оврага с охапкой волчеца, бабушка раскидала его по подоконникам, засунула под каждый ставень, целый ворох оставила у порога.

— От мышей. А то расшалились, — ответила на удивленный взгляд внука.

Ближе к полудню уселась в газель Ахмета и отбыла в областную больницу.

Петро некоторое время без дела слонялся по дому, рассматривал выцветшие фотографии на стенах. Заглянул в спальню бабушки, в смущении постоял на пороге, не решаясь шагнуть в святая святых. Вышел во двор, с деловым видом помелькал среди чернявых таджиков, почтительно цокающих языком: «Все хорошо, хозяина. Мы работай. Плана выполняй».

День был хорош. Ветер, тянувший тяжелый дух со скотного двора, неожиданно поменял направление, пах дурманящим разнотравьем, веял свежестью хвойного леса.

Петруша сорвал горсточку подрумянившейся на грядке земляники, кинул в рот и с наслаждением проглотил. И в тот же миг вернулся в детство, в безмятежное время, когда они с бабой Аней, разморившись от летнего зноя и наевшись собранной в лесу ягоды, как ленивые коты валялись в теньке.

Тогда земляника была слаще. А любимая бабушка моложе.

Выйдя за ограду, первым делом заглянул во двор к соседям. Притаившаяся в кустах сирени и душного жасмина изба зияла пыльными бельмами. Прикрытые ставнями глазницы, не мигая, пристально следили за ним.

«Петушок! Иди», — зашелестел знакомый вкрадчивый голос.

У паренька дрогнули колени, от безотчетного страха заныло под ложечкой, и он поспешил прочь.

Из рейсового автобуса вывалилась толпа приезжих, первым делом направившихся в сельпо. Закупив снеди, с шутками и прибаутками незнакомые люди разбредались по улице, сворачивали к покосившимся домам, открывали скрипучие калитки, исчезали в заросших бурьяном садах.

«Они вернуться загодя, до Ивановой ночи. Ужо сегодня…», — всплыли в памяти странные слова бабушки.

Петруша снисходительно хмыкнул:

«Местная туса, будет зажигать в сельском клубе под музыку восьмидесятых. Белые розы. Фу, прошлый век! Это не для меня. Напьюсь чаю, а может чем покрепче не побрезгую и на боковую. Мне бы день простоять, да ночь продержаться. А завтра на станцию и домой, в цивилизацию».

Закатное небо за окнами полыхнуло огненным маревом. Огромными клыками на фоне падающего солнца оскалились вековые ели. Чудной змеей под косогором изогнулась река, несущая золотые воды под сень погружающегося во мрак леса. Скоро-скоро пробьет час ворожбы!

Вот уже погас последний солнечный луч, и чу? Ходики в доме начали тревожный набат.

- Петруша? — с последним ударом в сознание молодого человека проник знакомый шепот.