Забытая история Московии. От основания Москвы до Раскола - [23]
Она сочинила две драмы на темы прошлого: «Историческое представление из жизни Рюрика и Олега, подражание Шекспиру» и «Начальное управление Олега», обозначая главные вехи своей истории. Естественно, «шекс-пи-аровский» почин императрицы был немедленно подхвачен придворными литераторами.
В 1765–1770 годах Сумароков по заказу Екатерины пишет оды, призванные исторически обосновать сначала покорение Центральной России и Малороссии, а затем и историческую миссию Екатерины по объединению «Запада и Востока», то есть по созданию Российской империи. Исторические поэмы пишет М. Херасков («Россияда», «Владимир» и пр.), усердствуют в имперском славословии В. Майков, Г. Державин и другие.
Бурную деятельность развивает поощряемый Екатериной литературный кружок под руководством издателя Н. И. Новикова, преобразованный в 1782 году в «Дружеское ученое общество», а в 1784-м в «Типографическую компанию». В 1773 году он начинает печатать «Древнюю Российскую Вивлиофику», то есть историческую библиотеку, и до 1790 года издает множество книг на исторические темы. Однако после французской революции (1789) Новиков, известный своим масонством, попадает в опалу; в 1792-м он арестован и сослан.
Конфискованные архивы его кружка попадают к А. И. Мусину-Пушкину, который среди неизданных материалов обнаруживает и труды умершего в том же году члена «Типографской компании» писателя, историка и экономиста М. Д. Чулкова. А этот М. Д. Чулков, помимо экономических трудов, известен своим фундаментальным четырехтомником «Собрание разных песен», в котором в 1770–1774 годах были опубликованы народные исторические песни и сказания в его собственной литературной обработке.
И вот, в 1795 году А. И. Мусин-Пушкин обнаруживает среди его бумаг рукопись «Слова о полку Игореве» и дает его Екатерине для ознакомления. Ее реакция была негативной, – но почему? Можно предположить, что такая история противоречила ее версии, или, напротив, Екатерина хорошо знала «источник» этого труда. А. И. Мусин-Пушкин осмелился снова показать список «Слова» только после ее смерти, уже в 1797 году, Павлу I. Павел публикацию разрешил: поначалу он одобрял все, чего не одобряла его маменька. В первый же день воцарения он амнистировал опального Новикова, как и Радищева. Но подготовку к первому изданию «Слова» (1800) Мусин-Пушкин начал только в 1798 году, после смерти Н. И. Новикова, единственного, кто еще мог что-либо сказать о возможном авторстве М. Д. Чулкова или кого-либо другого из своего общества восьмидесятых годов.
Воплощением «екатерининской редакции» истории России стал гигантский исторический 12-томный труд Н. М. Карамзина.
М. М. Тихомиров писал: «По счастливой случайности Татищев пользовался как раз теми материалами, которые не сохранились до нашего времени, и в этом отношении его труд имеет несравненно большие преимущества, чем труд Карамзина, почти целиком (за исключением Троицкой пергаментной летописи) основанный на источниках, сохранившихся в наших архивах».
По поводу этого странного «счастья», выпавшего Татищеву, – все его источники пропали, а все источники Карамзина целехоньки, – А. К. Гуц меланхолично заметил, что, наверное, именно в силу «счастливой» судьбы ко многим известиям В. Н. Татищева дальнейшие историки относились с сомнением. Его прямо обвиняли в выдумках, а иногда и в прямых подлогах, чего «несчастливый» Карамзин избежал.
И при этом творчество Карамзина ставят рядом с творчеством его современника, крупного английского писателя и историка Вальтера Скотта, блестящие исторические романы которого отличаются тем, что в них очень органично сочетаются реальные исторические события и художественный вымысел.
Картина написана в 1654, 1664 или 1672 году. Экспонировалась под названиями: «Польский король с семейством» (1755), «Кетлер, последний герцог Курляндский» (1818), «Потешная дворня польского магната» (1911), «Групповой портрет знатного татарина с семьей» (1931), «Портрет посла крымского хана Дедаш Аги» (1971).
Ныне считается портретом семейства князя Михаила Казимира Радзивилла (см. Е. Каменецкая // Западноевропейское искусство XVII века. Ленинград: Искусство, 1981. С. 198–215)
Нет, Н. М. Карамзин сам не занимался вымыслом; двадцать лет жизни он потратил на то, чтобы органично сочетать вымысел, уже содержавшийся в предыдущих «редакциях» российской истории. Вот почему его «История государства Российского» заведомо романизирована и читается так же легко, как и романы Вальтера Скотта. Карамзин стремился уловить в хаотичных летописных сообщениях логику истории и Божественного провидения. Не чурался и «подсказать» читателю, как ему следует понимать образ того или иного деятеля. Например, именно он придумал для князя Ярослава прозвище «Мудрый»: ни современники, ни летописцы его так не величали.
В 1815 году Карамзин писал:
«Благодаря всех, и живых и мертвых, коих ум, знания, таланты, искусство служили мне руководством, поручаю себя снисходительности добрых сограждан. Мы одно любим, одного желаем: любим отечество; желаем ему благоденствия еще более, нежели славы; желаем, да не изменится никогда твердое основание нашего величия; да правила мудрого Самодержавия и Святой Веры более и более укрепляют союз частей; да цветет Россия… по крайней мере долго, долго, если на земле нет ничего бессмертного, кроме души человеческой!»
