Забыть Палермо - [37]

Флер Ли позволила Тео резкими толчками протолкнуть ее к лифту, и он засунул туда эту жалобно стонущую ношу. Двенадцать уже давно пробило. Усы господина Мак-Маннокса по-прежнему стояли в карауле на панели из красного дерева, только увидеть их было трудно — так был наполнен воздух табачным дымом.

«Cover girls» спорили о какой-то несмываемой косметике, но перестали, как только послышалась музыка. Как будто она помешала им болтать о краске… С неменьшим пылом они принялись беседовать о новом рекламируемом методе для похудения.

Кто уйдет последним — на это в течение нескольких часов не могли решиться еще многие гости.

Когда дверь закрылась и победитель сего нелепого турнира удалился, тетушка Рози ничком повалилась на диван в своей гостиной и не могла даже поднять в последний раз бокал в память мистера Мака.

Понадобилась Этель, чтобы помочь ей добраться до постели.

* * *

То, что теперь последует, было мне рассказано позже в ответ на мои вопросы. Если я говорю сейчас о том, что впоследствии узнала о Кармине Бонавиа, — это с целью рассеять сомнения, которые он вызвал, и заставить читателя не разделять недоверие, проявленное к нему на том вечере, где я встретила его впервые.

У миссис Мак-Маннокс его никто не знал да и не стремился узнать. Это был «гвоздь программы», номер с риском, за которым наблюдали издали, удачная находка, давшая возможность на следующий же день обогатить собственными выдумками все сплетни на его счет. И все. С таким волнением следят обычно за укротителем, жонглером, эквилибристом. Но кто же захочет идти за кулисы с ним здороваться?

Для Бэбс дело обстояло сложнее: она расплачивалась за позволенную себе вольность. Пригласила в гости человека сомнительного… «Ураган Кармине», «Кармине Великий» — так величали его в той прессе, которая возносила его до облаков; для других газет он считался «вызывающим беспокойство синьором Б.», «человеком в дымчатых очках», не говоря уже о тех, кто откровенно называл его пиратом, полностью прогнившим типом, или о других, кто из позерства или благоразумия заявлял: «Ничего, ну совершенно ничего о нем не знаем», и тем самым только обогащал распространенные о нем легенды.

Все разговоры о нем обычно начинались со слов: «Говорят», «Ходят слухи» — потому что, повторяю, никто не знал его лично. В этом обществе, где любые откровения принимаются с повышенным интересом, каждый имел право интересоваться прошлым, настоящим и будущим ближнего, а вот молчание Кармине делало его человеком сомнительным. Молчит — значит, боится, чтоб чего-то не узнали. Просто забывали, что он выходец из страны, в которой молчание заменяет мораль и закон… Но я это понимала и совершенно не удивлялась тому, что в ожидании Тео мы почти не разговаривали. Первая встреча с Кармине не произвела на меня большого впечатления. Когда же, несколько недель спустя, я увидела его на тротуаре Малберри-стрит, то не сразу узнала.

Впрочем, это естественно. В своем черном костюме на Малберри-стрит он тотчас бросался в глаза. Самая примечательная фигура на улице… У тетушки Рози он не обращал на окружающих никакого внимания. Может быть, именно это было наиболее существенной чертой его обаяния — всегда казалось, что он думает о чем-то другом и даже не слушает ответов на те вопросы, которые сам задавал. Меня он спросил:

— И часто вы посещаете такие вечера?

— Я здесь по делам службы…

Это его, видимо, не заинтересовало. Во всяком случае, так можно было думать, потому что он молчал. Окинув присутствующих взглядом, мрачно сказал:

— Что за балаган… Терпеть не могу подобные вещи.

— Я тоже, уверяю вас…

Я ограничилась кратким замечанием, хотя мне захотелось поблагодарить его за помощь, оказанную Флер Ли. Но я этого не сделала. Принимать комплименты от незнакомой женщины — нет, это был не такой человек.

— Вы говорили, что по делам службы здесь, — сказал он, как будто ему вдруг вспомнились мои слова. — Я тоже… Где же вы служите, чем занимаетесь?

— Если я назову вам свою профессию, вы расскажете о себе?

— О, я… Я вождь племени.

Мы оба смеялись.

Было ясно, что моя профессия его вовсе не интересует. Он поискал в кармане записную книжку, нашел сегодняшнее число и объяснил мне, чем заполнен вечер вождя племени. Тут бы и ночи не хватило. Ему следовало присутствовать в Гринвич-вилидж на выборах «мисс Битник», появиться на концерте, посвященном выпуску первой пластинки певца Карузо, сказать несколько слов на ежегодном банкете Лиги суфражисток, а на остальное было уже просто поздно… Дискуссия о святости матушки Кабрини[9], конечно, уже закончилась… А ложа Сынов Италии, отмеченная на полях записной книжки тремя точками, наверно, давно заперта. Ни одной потерянной минуты — вот о чем свидетельствовал этот список посещений. Он внезапно заторопился, так как появился Тео. Подошел к двери, но вдруг резко остановился.

— А вы? — спросил он. — Вы все еще не сказали мне, что вы тут делаете?

Я коротко ответила. Он казался удивленным.

— Трудно предположить, что вы этим занимаетесь. Я ожидал, что Жанна Мери — это кто-то из местных… Какая-нибудь богатая дама, путешествующая на свои средства и скрывающая свое имя. А вы из Палермо… Не мог даже предположить… Из Палермо.