Забыть Палермо - [111]

Она говорила о необходимости забвения и часто учила меня, как этого достигнуть. «Ты должна тоже забыть, тоже», — повторяла она. Наше прошлое казалось ей тяжким грузом. Еще она говорила: «Да что ты, утопленница?», когда я была холодна к ее восторгам. Как девчонка, она в обыденных вещах видела нечто чудесное и боялась: а вдруг это внезапно исчезнет. Это неудивительно, когда подумаешь, из какой нищеты она выбралась. И я старалась не забывать об этом, радовалась с ней вместе и подтверждала, что Тео прекрасен, как Иоанн Креститель, красив, как турецкий дворянин, хорош, как король, как святой. Я соглашалась с тем, что кариатида у входа в кинематограф нашего квартала позолочена еще лучше, чем мадонна Петит Шез, и что актриса, которая пришла поесть чего-нибудь вкусного «У Альфио», например «пиццу неанолитано», — это невероятно элегантная кинозвезда, у нее такая фигура, что при виде ее часы замирают. Сколько же приятного нам постоянно посылает бог.

Но Агата никогда не говорила слова «Палермо». Если оно проскальзывало по недосмотру у кого-либо из нас, был ли это Тео, Калоджеро или я, Агата тут же закрывала уши руками и кричала: «Да замолчите же! Вы хотите меня погубить…» Иногда она тихо говорила: «Память — это ад».

Из нас двоих она была более сильной, и я хочу, чтоб последним образом моего романа было лицо маленькой Агаты, моего друга. Она встречала меня у дверей ресторана «У Альфио», я ежедневно бегала повидаться с ней и так всегда торопилась, что мне казалось, будто бегу по Нью-Йорку босиком. «Садитесь, мои девочки», — говорил Альфио. «А вот и ты, Жанна! Мы ждем тебя», — говорила Агата, объединявшая всех нас, маленькая Агата в черном платье, страж наших мыслей, бдительно оберегавшая нас от опасных воспоминаний, могущих нарушить безмятежность ночей. Агата в косынке на голове, бегающая вокруг стола, потом снова в кухню, туда и обратно, то к одному, то к другому из нас, чтобы поделиться своими находками, порадоваться, даже поплясать. Все для того, чтобы никто из нас никогда не произносил слово, владевшее всеми и таившее в себе неугасимое пламя…

Где ж нам хранить то немногое, что мы еще знали о Соланто?

* * *

В окнах замка нет больше огней. Но привратник в большой, надвинутой на лоб фуражке по-прежнему сторожит его из того уголка, где тень спасает его от солнца. Дон Фофо там бывает редко. Он живет теперь в горах, в том домике. Какая-то молоденькая крестьянка, а в деревне говорили, совсем девчушка, сумела утешить его и родила ему сына. Его назвали Антонио, чтобы выполнить последнюю волю барона де Д.

А Заира взялась нянчить малыша.

Мулен де Брей, 1961

Монделло, 1964–1965

Моренвиль, 1966

Письмо Эдмонды Шарль-Ру советским читателям

Особенность романа «Забыть Палермо» заключается в том, что он писался без расчета на опубликование, — во всяком случае, с мыслью о том, что если он и будет напечатан, то это произойдет не скоро. Роман был задуман и начат в тишине и даже в тайне. О том, что я пишу, никто не знал. Это обстоятельство мне хочется особенно подчеркнуть. Я могу сказать с полной откровенностью, что если некоторые из окружавших меня людей — друзей или недругов — и могли смутно догадываться о том, что уже шесть лет (с 1961 по 1966 год) я что-то пишу, то, во всяком случае, никто не имел никакого представления о теме, которую я избрала.

Я должна пояснить, в чем тут дело. В то время я была журналисткой. В течение семнадцати лет я работала во французском издании журнала «Вог». Я поступила в редакцию журнала сразу же после войны в качестве театрального обозревателя, а пять лет спустя стала главным редактором. Чтобы не возникло каких-либо сомнений, сразу же оговорюсь, что свою работу любила, и я не отрекаюсь ни от этого периода своей жизни, ни от того дела, которым была занята, хотя его легко можно было бы счесть легкомысленным. В свою работу я вкладывала не только энергию — я относилась к ней с подлинной страстью. Французское издание «Вог» было не только признанным авторитетом в вопросах элегантности и моды, в нем можно было найти немало передовых высказываний.

В журнале находилось место для всего: он рассказывал о последних новинках парижских модельеров, о творческих удачах ювелиров, но также и о лучших книгах и об их авторах, о новейших театральных постановках, о наиболее популярных и любимых певцах и танцорах, художниках и декораторах, о наиболее смелых и спорных произведениях искусства. Словом, тут отражался дух Парижа…

И все-таки была одна существенная неприятность, сказывавшаяся с самого начала моего сотрудничества в журнале. Беда заключалась в том, что «Вог» принадлежал не французской, а американской компании, и главное руководство ее находилось не в Париже, а в Нью-Йорке.

Эти уточнения помогут читателю лучше понять то, что я сказала в начале этого письма. Пока я была вынуждена терпеть ограничения, препоны, глупости компании, от которой зависело мое материальное существование, мне даже в голову не могла прийти мысль о том, чтобы попытаться издать роман, посвященный, помимо всего прочего, резкой критике этой самой среды, этого самого общества.