Забыть и вспомнить - [60]

Но белое так и осталось

На тёмно-красном ковре.

Хозяин впал в раздраженье,

Велел мне прочь убираться,

И я ушёл, размышляя, -

Неужели даст мне расчёт?

Но как объяснить тупице,

Что даже ему, самодуру,

Не подвластен солнечный зайчик,

Не подвластен! И всё!

И всё!

3.10.2000

* * *

ПАМЯТЬ О ПЕСНЕ

Не я, а мною запрягали

Семейный радостный возок,

И дружно все в него сигали,

Кто мог идти, и кто не мог.

Был неумел, но строг возница,

И в гору гнал, и под уклон,

Когда же вырубался он,

То часто я, един в двух лицах,

Бывал и конь, и коногон.

Я был и гладкий, и шелковый,

Но даль тоской изъязвлена,

И сбиты в кровь мои подковы,

И стёрты холка и спина.

Эх, разогнаться б в три аллюра,

Да в три креста, да в стенку – хрясь!

Да так, чтоб затрещала шкура,

И связь времён оборвалась…

И пусть сочится сукровица,

Да распадается душа…

Со мной с последнею зарницей.

Придут проститься кореша.

Покроют круп коня попоной.

И вслед споют за упокой,

Как молодого коногона

Везут с разбитой головой.

1999

ВЕНЕРА-2000, ИЗРАИЛЬ

Вышла из бассейна. Прямо на бикини

Натянула форму. Скромный, отвернись! -

Пятна полушарий на груди богини,

Пятна полнолуний -

Словно лепки фриз.

А за миг до мига, гибко и степенно

Из воды всходила, ослепив рассвет…

Говорят, так было, где морская пена,

Дерзкое сравненье? Но другого нет!

Не волной играя, галька шелестела,

И не ветер с моря подавил свой вздох, -

То братва глядела вслед остолбенело.

И я тоже, грешный, не смотреть не мог.

Нет, не уступала той, другой Венере

Ни лицом, ни жаром бёдерных излук.

Только той, безрукой, можно в полной мере

Было быть, а этой… – ей нельзя без рук.

Мало ли какие у красоток цацки…

Этой нужны руки, чтобы всё впопад:

Брать одной рукою - вещьмешок солдатский,

А другой рукою – УЗИ, автомат!

Ноябрь, 2000

* * *

ЕСЛИ Б…

Бог сердце мне дал, но единого мало:

Одно, без подмены, тягло.

Оно и любило, оно и страдало,

Писало судьбу, что мне жизнь диктовала,

Без черновиков, набело…

Ах, если б имел я три сердца-кресала,

Считал бы, что мне повезло:

Одно бы любило, другое – страдало,

А третье бы просто жило.

Ноябрь, 2000

* * *

ВЕСНА

Не очень веря в тишину,

Граница шума сторонится,

Но окулярами бойницы

Она приветствует весну.

Здесь всесезонный мин посев,

И блокпостов стальные трисы,

И на нейтральной полосе

Шестиконечные нарциссы.

8.09.2000

* * *

Праздник детства – сады да баштаны,

И - фортуной южных даров –

Золотые звёзды каштанов

В колдовском аромате костров.

Их, - любви горячие знаки, -

Раздавал я, за горстью горсть.

Не с того ли в любой ватаге

Я всегда был желанный гость.

Пусть наивный и голоштанный.

Чуть блаженный, что твой монах,

Я дарил вальяжно каштаны

Тем, кто был всегда при штанах.

Хитрованам всегда казалось.

Что мы слугами к их двору…

Пусть казалось, - скрывая жалость,

Я подыгрывал в их игру.

Не хвалюсь крутым бескорыстьем,

Не заслуга дня, что он день,

В мире юрком, шустром, искристом

Есть такие, кто любит тень.

Как понять, что не жаден ливень,

Что щедра на влагу река,

Что дарящий чудак счастливей

Одаряемого чудака.

А каштаны жарят не боги.

И, таская их из костра,

Я в ладонях прятал ожоги, -

Донкихотом любви и добра.

Нам судьба сулит перемены.

И надежд привычный парад,

Поселяет в краю Ойкумены

Новый взгляд на людской расклад.

Но, меняя годы и страны,

Я для тех, кто ловок, как спрут,

Продолжаю таскать каштаны

Даже там, где они не растут!

8.8.2000

* * *

В лице золотистою рыбкой

улыбка, как чудо, сверкнёт!

Встречайте пришедших улыбкой!

Спешите! (Притворство – не в счёт.)

Пускай вы нагружены кодом

забот, как двугорбый верблюд,

забудьте про ваши заботы, -

вам ангелы ласку зачтут.

Обложен угрюмою данью

ваш гость, деликатно дыша,

смолчит. Но печальною гранью

его заостриться душа.

Быть может, он вам, как смятенье.

надежду последнюю нёс

и вашим сердечным мгновеньем

в нём всё б, что тонуло, спаслось.

А вы… вы не двинулись с кресла,

вы сухо кивнули ему,

и в нём ничего не воскресло,

и канула искра во тьму.

Спешите, спешите, спешите.

Делитесь душевным теплом.

Спешите, спешите, спешите, -

не будет ни до, ни потом.

Настанет недужная старость,

грядёт суетливая прыть,

и всё, что в душе залежалось,

захочется вдруг раздарить.

Но там, в торопливости зыбкой,

к сомнительным целям спеша,

другие пройдут без улыбки,

и не разомкнётся душа.

Откуда, с какой подготовки

узнают, что встарь на земле

улыбка была, как стыковка,

дрейфующих душ-кораблей?

1983

* * *

Зачем стремимся в иные дали?

Чего мы в далях тех не видали?

Там, впереди, нас никто не ждёт, -

Но сладко думать наоборот.

В блаженном трансе, в слепой нирване

Я рвусь из быта, как бомж из рвани.

Кому – работа, кому – зевота,

А мне охота – до Нетивота.

Там, слышал, снята на счастье квота.

И будто кто-то там ждёт кого-то.

Стою не в Лиме и не в Корее, -

В небрежном темпе переминаюсь,

Здесь ездят мимо одни евреи.

Стою на тремпе и дурью маюсь.

Вот бы не думал, что мне – не климат,

Что все евреи, и каждый – мимо.

Ведь мне всего-то до Нетивота

И Нетивот-от он рядом, вота.

Тут между небом и мной – не крыша,

Тут между небом и мной – жаровня,

А я, ведь, братцы, с Урала вышед,

И местным кожа моя не ровня.

- А вы случайно не с Нетивота?

Спросил кого-то…  В ответ – зевота.

Я умный, гордый, друг Ипокрены,

Но – мимо «форды» и «ситроены».

Погоду грею. Непостижимо:

Алё, евреи! Пошто вы мимо?