Забвению неподвластно - [9]

— Мое красное платье уже привезли из чистки? — спросила Меган.

— Какое красное платье?

— Черт побери, Дулси, почему ты всегда отвечаешь мне так, словно не понимаешь, о чем я говорю? Ты должна помнить о платье, которое я поручила Джорджу отвезти в чистку неделю назад. Красное, от Мулинекса. Я привезла его из Парижа в январе.

— Да, сеньора. Джордж забрал его сегодня, когда ездил в город за покупками. Оно висит на кухне.

— Я хочу надеть его вечером в «Ла-Фонду». Упакуй его вместе со всем тем, что лежит у меня на кровати в спальне.

— Да, сеньора. — Голос Дулси был так же бесстрастен, как и выражение глаз.

Никогда — ни словом, ни жестом, ни поступком — она не выказывала своего отношения к Меган. Тем не менее Меган чувствовала ее неприязнь.

— Это все, сеньора?

Меган хотелось заорать: «Нет, не все! Я хочу послать к чертовой матери этот дом и все окружающее. Я хочу оказаться подальше от тебя и твоего Джорджа, подальше от Санта-Фе и даже от Дункана». Вместо этого она повернулась и прошла в спальню, хлопнув тяжелой дубовой дверью. Не было смысла требовать голову Дулси: не экономка была виновата в том, что Меган смертельно несчастна.

Если бы только Лиленд Вайли III возвратился с войны целым, а не безногим обрубком! Она бы вышла за него замуж, как они и планировали. Сейчас она бы обедала в лучшем нью-йоркском ресторане, или сидела в театре, или выбирала покупки в магазинах на Пятой авеню, а не металась бы по спальне, не имея в планах ничего лучшего, чем уик-энд в «Ла-Фонде». Почему бы Дункану не покончить с его картинами, чтобы они могли уехать отсюда?

Ах, как это было романтично — в девятнадцать лет выйти замуж за Дункана и уехать в Санта-Фе! Теперь, накануне тридцатилетия, она чувствовала, что жизнь прошла мимо.

Кутаясь в пеньюар, Меган подошла к огромному окну, выходящему на юг. Ее не волновала величественная панорама гор Сандиас. Мысленно она вернулась в тот день, когда впервые увидела Дункана Карлисла.

Зима 1919 года была сезоном балов, и самым запоминающимся для Мепан был, конечно же, ее первый выход в свет. Прошел год с момента возвращения домой демобилизованных после войны, и все красавчики, все лучшие женихи уже освоились в мирной жизни. Меган была в самом центре того социального круга, который стал послевоенной «меккой», — круга детей заводчиков, нажившихся на войне, и отпрысков старинных аристократических фамилий — таких, как ее собственная.

Несмотря на только что введенный «сухой закон», у нью-йоркцев было праздничное настроение. Даже сейчас Меган усмехнулась, вспоминая, как были уверены эти болваны-конгрессмены, что их идиотский закон отвадит людей от выпивки. В каждом престижном городском ресторане или клубе нувориши и аристократия из «Четырех сотен» гуляли от души, и в кармане каждого булькала заветная фляжка со спиртным.

В тот декабрьский вечер она ужинала в компании друзей. На ней было белое хлопковое платье от Дуйели, с вырезом, обнажавшим значительную часть ее груди, когда Меган наклонялась вперед. Они только что завершили трапезу и собирались переехать в «Коттон клаб», когда Паулетта Вандервик предложила отправиться в галерею Макса на открытие выставки Дункана Карлисла.

Меган захлопала глазами. Паулетта никогда не интересовалась ничем, кроме мужчин, одежды и гулянок — именно в таком порядке.

— Когда это ты стала поклонницей живописи? — спросила Меган.

— С тех пор, как я увидела Дункана Карлисла на обеде у Девиттов три дня назад, — загадочно ответила Паулетта, чуть приподняв брови.

Ее ответ заинтриговал Меган: если Паулетта в чем-то и разбиралась, так это в мужчинах. Меган рассмеялась:

— Может, пришло время приобщиться к культуре? Представьте только, как будут рады наши родители, когда мы расскажем им, что провели время в картинной галерее.

Когда они прибыли, галерея Макса была переполнена. Их спутники сразу рванулись искать выпивку и закуску, а Паулетта отвела Меган в сторону.

— Пойдем поищем Карлисла, — сказала она, и было в ее взгляде что-то истерическое.

Подхватив Меган под локоть, Паулетта стала решительно прокладывать путь через толпу.

Они пробирались вперед, когда справа обозначилось какое-то движение, и Меган увидела неподалеку такого эффектного мужчину, какого не могла даже представить. На вид ему было между тридцатью и сорока. Он был высок, более шести футов. Смокинг сидел на его широченных плечах как влитой. Еще больше поражал окружавший его ореол мужественности, заставлявший стоящих рядом мужчин чувствовать себя неуютно. Меган оценивающе разглядывала его длинные спутанные волосы, волевые черты лица, четко обрисованный подбородок; вдруг он перенес свой сверлящий взгляд прямо на нее. Мегаи почувствовала, что колени ее слабеют. Когда он широко улыбнулся ей и на его щеках заиграли ямочки, она чуть не упала в обморок. В то время как они смотрели друг на друга, Паулетта подошла к незнакомцу.

— Как я рада вновь вас видеть! — выдохнула она.

Мужчина взглянул на нее, явно не узнавая. Она потупила глазки:

— Я Паулетта Вандервик, мы встречались с вами у Девиттов.

— Ну конечно, как я мог забыть? — галантно ответил он.

«Так это и есть Дункан Карлисл, — поняла Меган. — Теперь понятно, почему Паулетта хотела его видеть».