Заброшенное кладбище - [43]

Поскольку мама не успела сделать рукописную копию, мы втроем уселись впритык и стали озвучивать реплики по очереди. Дядя же внимательно вслушивался и то и дело вставлял комментарии:

— Так, здесь ты подойдёшь к нему… А в этот момент рыдаешь. Ну-ка зарыдай, чтобы убедить зрителей… Тут сделай многозначительную паузу…

И далее в таком духе. Пьеса действительно выглядела блёклой. Это были обычные диалоги, без свежих эмоций или юмора. Может, я не вникла в неё с первого раза? Хотя разве можно найти театральный шедевр в местной библиотеке? И несмотря на то, что в конце юной паре удавалось убежать, радости за них я не испытывала.

Или дело в том, что в настоящей жизни я не смогла уехать с Гарольдом, пусть мы не являлись влюблёнными в полной мере этого слова? Он не стал бы брать на себя такую ответственность. Гарольд — правильный человек, столичный джентльмен, его отец возглавляет министерство юстиции. Нет, он при всём желании не пошёл бы на такое противоправное действие — побег с несовершеннолетней девушкой.

— Вроде бы неплохо получается? — спросил по завершении читки дядя Октавиус и радостно поглядел на нас по очереди.

Получалось, на мой взгляд, плохо. К тому же, отцу приходилось читать реплики и юного возлюбленного, что немного сбивало с толку. Розамунда решила отмолчаться. Марк сделал непонятное движение телом, которое трудно было растолковать однозначно. Тогда дядя обратил свой взор на меня:

— А ты что скажешь?

Внутренне я вздохнула. Мне не хотелось его расстраивать, но как-то ответить нужно.

— Возможно, если добавить сюда дополнительные действия или комические ситуации…

— Видите, — не дослушав, перебил Октавиус. — Разумеется, мы отрепетируем, наложим музыку. Зрители ещё будут вызывать вас на бис!

— Прошу прощения, если мы закончили, пожалуй, я пойду, — встала Розамунда. — Что-то голова разболелась…

— Я провожу тебя, — Марк поспешно вышел вместе с женой.

Дядя сжал губы, отошёл в сторону и сел в кресло. Я задержалась в гостиной. После всех танцев, музыки и чтения пьесы теперь здесь воцарилась тишина.

Так мы просидели, наверное, минут десять. За окном наступила полная тьма, несколько свечей догорели и оставили нас в полумраке. Я просто уставилась на маленькую дырочку в скатерти и водила по ней пальцем.

Тут я услышала, как дядя Октавиус почти беззвучно произнёс:

— Вот и всё…

Невольно вздрогнув, я повернулась к нему, но он ничего не добавил. Тогда я переспросила:

— Что — всё?

Глава нашего клана сразу же оглянулся:

— Ты здесь?

— Да.

Я заметила, что он плачет. Никогда раньше мне не приходилось видеть его слёзы. Несмотря на тщедушную фигуру, дедушка представлялся мне дубом, пусть и не молодым, но прочным и крепким, который твёрдо держался в земле корнями, величаво шелестел густой кроной и защищал ею от ветров молодые деревца, растущие в его тени. Я мгновенно подскочила к нему и села рядом на холодном полу.

— Дядя, что с тобой?

Он достал из внутреннего кармана пиджака платок, громко высморкался и сделал робкую попытку улыбнуться:

— Не думал, что всё закончится вот так.

— Что закончится? — недоумевала я.

— Наш театр, — горестно уточнил дядя.

— Как закончится? — от неожиданности я привстала на колени. — О чём ты говоришь? «Театр Конрой» никогда не прекратит своё существование.

— Эх, Изабелла, — Октавиус махнул на меня рукой и ещё раз громко высморкался. — Люди умирают, династии меняются, государства распадаются, а ты считаешь, что горстка артистов не способна разбежаться в разные стороны?

— Но ведь труппа — одно, единое целое? — я повторила его слова. — У нас общая цель. Мы ничего больше не умеем, а что умеем — делаем прекрасно. Разве не так?

— Так, — без особого желания согласился он. — При всём том, наша стабильность оказалась такой непрочной. Гастроли идут с трудом, переезды тяжелее с каждым годом. Сейчас лишились части коллектива, оставшиеся до сих пор не могут прийти в себя… Придётся возвращаться в столицу и возможно кто-то устроится в театр Зигфрида, а остальные будут заниматься чем-то ещё. Я старался, прикладывал усилия, но очевидно мы не сможем оправиться от этого удара.

— Сможем! — с жаром подхватила я и вспомнила совет Арендта по решению проблем — «хороший план и хорошее исполнение». — Пару дней отдохнём здесь, затем приедем в Столичный город. Не для того, чтобы работать у нашего заклятого конкурента, а чтобы нанять парочку артистов, которые дадут театру второе дыхание. Всё встанет на свои места, будет как прежде. Даже лучше.

Дядя с удивлением посмотрел на меня:

— Вот как ты заговорила!

— Да, — с готовностью продолжала я. — Найдём новые красивые песни и пьесы. А хореография — ты только дай танцорам волю, не контролируй каждое движение, и я уверена, они смогут придумать что-то интересное самим.

Октавиус приподнялся на кресле и погладил меня по голове. Его взгляд озарилось лучиком надежды:

— Ты, правда, так считаешь?

— Конечно. Мы не дадим разрушить «Театр Конрой»! — с готовностью заявила я.

— Просто я думал, что тебе тоже не совсем нравится подобная жизнь, — разоткровенничался дядя. — Значит, ты не покинешь нас?

— Нет, — искренне сказала я и обняла его.