Заброшенная дорога - [7]

Воины добежали до развилки и встали. Вправо и влево уходили совершенно одинаковые глинобитные проходы, узкие и замусоренные.

— Куда этот пёс дёрнул? — спросил Фригерид. И тут справа захлопал крыльями, взлетел с противным карканьем ибис.

Преследователи бросились туда, перескакивая через высохшие добела нечистоты, рыбьи потроха, финиковые косточки.

Далеко бежать не пришлось. Переулок упирался в тупик между оградами двух пальмовых садов. Долговязый в белой тунике пытался перелезть через ограду. Ему хватило роста ухватиться за верх, но не хватило силы подтянуться на руках, и он бессильно шаркал ногами в скользких сандалиях по серому саману ограды. Фригерид и Маркиан остановились и стали с интересом наблюдать.

— Ты бы сандалии скинул, — посоветовал герул, — цепче будет.

Долговязый с ужасом обернулся. Лицо было молодое, гладкое, с узкой чёрной бородкой-подковкой и тонкими усиками, волосы чёрные и длинные. Он послушался, сбросил сандалии и вправду босиком сразу полез ловчее.

— Ты его знаешь, брат? — спросил Фригерид.

— Первый раз вижу. — Маркиан пожал плечами. — Я думал, это кто-то из монахов, но нет.

Герул неторопливо подошёл к беглецу — тот уже завалился животом на верх ограды, ещё секунда и перелезет, — ухватил за щиколотки и сволок. Долговязый завизжал, падая. Не теряя времени, Фригерид подсечкой уложил его на живот, навалился сверху и заломил руку. Тот завизжал громче. Свободной рукой Фригерид вздёрнул его за волосы.

— Кто такой? — рявкнул он. — Зачем за нами шёл? Кто послал?

Боль и паника в глазах долговязого сменились отсутствующим выражением.

— Господи Отче величия, — забормотал он, — спаси мя и очисти, и силы на одоление супостатов даруй, на Тебя же единого, Господи жизни и света и пяти небес, аз грешный уповаю…

Фригерид резко ткнул его лицом в землю и повозил.

— Кончай блажить! Последний раз спрашиваю по-хорошему, дохлятина: кто такой? Зачем за нами шёл? Кто послал?

— Полегче, брат, — вмешался Маркиан в роли доброго следователя. Подобрал плащ, чтобы не испачкать в помоях, присел возле парня и мягко заговорил: — Ты, приятель, не бойся. Ты ничего плохого не сделал. Ну следил за нами, ну побежал от нас. Необычно, подозрительно, но это не преступление. Мы тебя не накажем. Объяснись и ступай своей дорогой. Кстати, меня зовут Флавий Эмилий Евдоксий Маркиан. А ты, приятель, кто и откуда?

Фригерид снова вздёрнул парня за волосы. Лицо было в грязи, из носа текла кровь, но в глазах светилась молитвенная отрешённость.

— Господи света, душу предаю в руце Твоя, — проговорил долговязый и хлюпнул носом. — Сподоби мя венца мученика во имя Твое, яко апостола и пророка Мани сподобил еси. Аллилуйя, аллилуйя… Аминь, аминь, аминь…

— Манихей? — удивился Маркиан.

— Не знаю, манихей или кто, но парень крепкий, — уважительно заметил Фригерид. — Как у нас говорят, is habaith balluns. Это значит, — пояснил он по-гречески, — у него есть яйца.

— Я знаю.

— А я не для тебя говорю, я для него. Чтобы понял: скоро их не будет. — Фригерид придавил коленом спину долговязого и вытащил из ножен кинжал. — Последний раз, вот теперь уж точно последний, спрашиваю по-хорошему…

— Эй! — послышался гневный женский голос. — Вы что творите рядом с моим домом? Убивайте людей в другом месте, ради всех богов!

Фригерид поднял голову. Лицо расплылось в улыбке.

— Аретроя!

В проёме калитки садовой стены стояла девушка-эфиопка в коротком голубом хитоне, цветом кожи не чёрная, а вроде сегодняшних нубийцев — тёмного орехово-бронзового оттенка. Большие чёрные глаза сверкали гневом, но страха перед вооружёнными мужчинами в них не было. Смоляно-блестящие волосы были по-гречески стянуты в узел. Медальон в виде диска, обрамлённого коровьими рогами, поблескивал тускло-золотистой бронзой между грудями в откровенном вырезе хитона. Аретроя скользнула взглядом по Фригериду, оценивающе смерила Маркиана, и гнев в её глазах сменился заинтересованностью.

— Девочка, мы никого не убиваем. — Маркиан встал с корточек и одёрнул пояс. — Просто немного допрашиваем. Мы бы занялись этим в другом месте — но так уж вышло, что мой друг Фригерид вёл меня именно к тебе.

— Твой друг остался мне должен двадцать четыре драхмы. — Эфиопка посторонилась и приглашающе указала на калитку. — Заходите, раз ко мне. И этого беднягу затаскивайте. Не надо мне нового скандала на весь город.

— А ну пошёл! — Фригерид поднял долговязого за шиворот и, согнутого в поясе, потащил к калитке.

Капая кровью из носа в пыль, манихей безропотно потащился за мучителем, но когда чуть не уткнулся лицом в декольте Аретрои, задрожал и дёрнулся назад.

— Нет! — пискнул он. — Лучше убейте! Не пойду в срамное блудилище!

— А-а, вот чем можно тебя сломать! — обрадовался Маркиан.

— Сломаем, не сомневайся… Вперёд! — Фригерид впихнул долговязого в калитку.

Маленький садик в густой тени финиковых пальм с трёх сторон окружали саманные стены. Двухэтажный дом из щербатого ракушечника выходил в сад двухколонным портиком, а сверху нависала галерея с плетёной решёткой из тамариска. Садик украшали терракотовые вазоны с цветущими в воде лотосами и статуэтки Приапа с венками на исполинских членах. Посреди были квадратом расстелены во много слоёв соломенные циновки, валялись подушки. Всё звало к неге и отдохновению, тем более что и солнце поднималось к зениту, знаменуя начало сиесты.