Забавы жестоких богов - [31]

Эндфилд подумал, что надо ее просканировать, узнать наконец, что скрывается за чудной девичьей красотой, какие мысли на самом деле ходят в ее голове, когда Ника глядит на него сияющими и преданными глазами.

Он попробовал и ослеп от радости и любви, которыми была наполнена ее душа, от сладостного предвкушения поцелуев, от нежной истомы, переполняющей ее тело.

Джеку стало безумно стыдно, словно он бессовестно крал то, что доверчиво предлагала ему девушка, пачкал ее грязным, нечеловеческим умением Электронной Отмычки. В тот момент Эндфилд навсегда запретил себе проделывать с ней эти вещи.

Капитан закрыл глаза, и в мире не осталось ничего, кроме тепла ее тела и ласковых рук. Пространство вокруг стало терять реальность. Эндфилд подумал, что не должно, не может такого быть, но сознание медленно затуманилось…

Когда Джек проснулся, солнце заметно подвинулось на небе. Он проспал не меньше получаса. Ника смотрела на него с печальной нежностью.

— Спи, мой герой.

— Тебе, наверное, неудобно, мы сидим на голой земле.

— Нет… Мне было приятно охранять твой сон. Я смотрела на тебя. Твое лицо было нежным и беззащитным, как у ребенка, лишь уголки губ и веки придавали ему выражение горечи. Не знаю как, но я была внутри тебя. Там океаны темноты, холода, смерти, огня, беспощадного понимания жизни, от которого твоя душа плачет и прячется в самые дальние уголки. — Ника наклонилась над ним, пристально глядя ему в глаза. — Ты ведь не холодный бесчувственный убийца, какими делает «драконов» война.

— С некоторых пор и мне это кажется, — произнес Эндфилд в раздумье. Нам надо вставать, иначе ты простудишься.

Он поднялся сам и поднял девушку, прижал ее к себе спиной.

— Тебе не нужно было позволять мне спать столько, у тебя попа холодная.

— Ты неисправим, — засмеялась Ника. — Если тебя так заботит мое здоровье, перестань меня тискать и займись огнем.

Вскоре костер жарко пылал, вздымая пламя на высоту человеческого роста. Девушка с наслаждением грелась, разминая затекшие ноги. Джек вытащил из конфигуратора пару больших теплых ковриков, усадил девушку и устроился рядом сам. Плеснул в рюмки крепкую домашнюю наливку, протянул Нике:

— Пейте, юная леди. Лучшее лекарство. Она отхлебнула, зажмурилась, потом заморгала, смахивая слезы:

— Что ты со мной делаешь, мой герой. Я буянить буду, приставать.

— Ну что же. Вот он я, — Эндфилд придвинулся ближе, достал ей яблочко на закуску.

Ника повертела его, откусила и сама подалась к Джеку поближе. Капитан положил ей руку на талию и прижал к себе.

— Мы сидим рядом, — сказала девушка. — Ты обнимаешь меня, и мне это приятно… У меня такое ощущение, что мы знакомы очень давно. А я про тебя ничего не знаю… Расскажи о себе… Кто ты и откуда, капитан Черного Патруля, который свалился на мою голову?

Джек повел рукой по лбу, вначале медленно, потом резко чиркнул, точно сбрасывая сомнения.

— Я родился на Дельте-2, тихой заштатной планете, в университетском центре. Мне 33 года, хотя выгляжу моложе.

— Так много, — произнесла Ника. — Мне казалось, что тебе не больше двадцати пяти.

— «Драконы» в Космосе почти не стареют… Отца своего я не помню, вернее, не видел совсем. Лишь стереопортрет в форме да свадебные фотографии. Он погиб, когда я еще не родился. Так сказать — дитя короткой любви военного времени. — Джек усмехнулся, помолчал. — Мама так и не вышла потом замуж, продолжил он, — хотя и честной вдовой никогда не была. Меня воспитывала бабушка, если можно так назвать одевание, кормежку, мытье и прочий уход за маленьким.

Мама часто улетала в экспедиции, она служила планетологом в Дальней Разведке. Мамины любовники и друзья воспринимали меня как досадное приложение к красивой женщине. Дарили камешки с далеких планет, игрушки, книги, брали на стрельбище, в секретные лаборатории, старались занять чем угодно, лишь бы не мешал. Надо признать, что мама следила за тем, чтобы меня не обижали, старалась, насколько возможно, дать любовь и заботу, правда, хватало ее ненадолго. Когда я вспоминаю раннее детство, то вижу сигаретный дым, недолитые бокалы вина, громогласных бородатых планетологов, холодных, подтянутых офицеров, погруженных в себя физиков, которые хохочут над моими по-детски наивными, доверчивыми заявлениями типа того, что стану «драконом», как папа, общий неискренний, но шумный восторг от стишков в моем исполнении. Помню краску досады и смущения на лице матери, когда я отвлекал ее простыми детскими просьбами: поесть, пописать, почитать сказку, побыть рядом в спальне, потому что мне страшно спать одному, ее крик бабке: «Неужели так трудно посидеть с ребенком?!» Воркотню старухи, которая в сердцах называет мать сучкой, а меня чертовым семенем, укладывая в постель. Помню зевающие голоса мужчин, фальшивые и наигранные женские, которые читают мне детскую книжку с картинками в яркой обложке, а за стеной хохот, звон бокалов или рев музыки и топот ног до рассвета. С некоторыми своими мужчинами она жила долго, частенько совершенно открыто, в нашем доме. Выходит, я рекордсмен по количеству отцов. — Джек снова усмехнулся, откусил от Никиного яблока. — Я рано увлекся чтением, проглатывая все подряд. В основном это были взрослые книги, научные статьи, учебники, руководства. Кто-то из маминых знакомых подарил мне гипноинъектор, и я загонял в себя колоссальные объемы информации, хотя инъектор запрещено применять детям до 15 лет из-за опасности нарушений нормального психического развития. Понятное дело, что ему это было все равно, лишь бы не мешал по ночам скрипеть кроватью. Впрочем, даже мама о нем знала. Бывало, грозилась выкинуть аппарат, когда находила меня спящим со шлемом на голове.