Забавы жестоких богов - [33]

Там она была решительной и собранной женщиной, отличным специалистом. Никаких загулов и шашней, зато дома постоянные мужики, попойки, нежелание сделать хоть что-нибудь по хозяйству.

Когда я подрос, никак не мог отделаться от ощущения того, что она считает меня более взрослым и умным, чем сама. В пьяном виде часто лезла обниматься и просить у меня прощения.

Однажды, когда мне было четырнадцать лет, мать пришла ко мне вечером в комнату, одетая в прозрачную, короткую ночную рубашку и потащила меня в постель. «Ты стал таким молоденьким, Боб, пока тебя не было, скорее приласкай свою девочку… За эти годы я так соскучилась по тебе», — задыхаясь от возбуждения, стонала она. Только пара хороших оплеух привела ее в чувство.

Помню, как медленно поднималась она с пола. Из носа капала кровь. «Не пожалел маму, сынок», — сказала она, видимо, имея в виду не только разбитое лицо…

Назавтра мать говорила, что была пьяной и ничего не помнит, но прятала при этом глаза, а потом удрала в Космос при первой возможности.

Я старался не показываться дома, когда после нескольких дней по возвращении из экспедиции мать вновь срывалась, даже ночевал в зале школы единоборств, положив компьютер под голову вместо подушки. А когда она опять отправлялась в полет, жестоко бил опущенных типов с их пропитыми подружками, которые по старой памяти снова пытались превратить дом в бордель, драил блевотину, выбрасывал использованные презервативы и пустые бутылки.

Так мы и жили в последние годы. Подрастающий мужчина, у которого не было детства, и его мать, которая так и не повзрослела.

Дом ветшал, мебель портилась, ломалась или просто исчезала. В моей комнате стояла привинченная к полу койка со звездолета и старый сейф со следами попыток взлома, в котором я держал свои вещи. Остальные комнаты были почти пусты, с попорченными стенами, досками на кирпичах вместо стульев, там частенько гулял сквозняк от разбитых окон, а зимой лежал снег. Я думаю, что если бы я взял ее в руки, отвадил дружков, следил бы за ней, как нянька, то все было бы по-другому.

В конце концов, я был лишь ребенком и ждал помощи от матери… Я не люблю вспоминать о своем детстве…

В конце второго курса неожиданно для себя я перевелся в Академию Дальней Разведки. Меня отговаривали все преподаватели, но, увы, я их не послушал. Был переведен на третий курс факультета прикладной планетографии, откуда, после некрасивой истории во время практики, был выкинут на военный.

Так я стал пилотом Черного Патруля.

На Базе пилоты-мастера, они же «обмороки», сразу приняли меня как своего. Как правило, новичков держат в запасных экипажах, отправляют на штурмовки поселений, на вахты, пока не присмотрятся. Потом гоняют на имитаторах, лишь потом доверяют место второго пилота или штурмана в несложных вылетах. Меня посадили на имитатор в первый же день, а через неделю в экипаже Медисона я попал в самое пекло.

Десять лет боевых действий. Три раза подбивали. Командир звена. Был. Никак не привыкну, что уже не летаю. Если повезет, буду штабной крысой в Патруле или офицером секретного отдела СБ. Вот, пожалуй, и все, что можно рассказать обо мне.

Ника, которая отодвинулась от него почти в самом начале рассказа, глядела печально и строго. В глазах стояли слезы.

— Не думала, что так бывает. Бедный мой герой…

— Пойдем поплаваем, а потом ты расскажешь про себя.

— Нет, Джек. И в воду расхотелось.

— Так нечестно.

Девушка покачала головой:

— Мое детство было прекрасным и удивительным. Я купалась в родительской любви. Папа с мамой были счастливой и дружной семьей и не скупились на заботу и внимание. Если я буду рассказывать об этом сейчас, тебе будет обидно и горько.

— Спецкурс «Фрустрации раннего возраста и глубинные эмоции».

— Есть вещи, над которыми не следует смеяться, — девушка посмотрела на него с негодованием.

— Все прошло.

Ника покачала головой, взялась за «молнию» комбинезона:

— Ладно, пойдем искупаемся. И перестань на меня пялиться.

— А что случилось потом? Почему «были»?

— Папа умер, вернее, был убит при штурмовке незаконного поселения семь лет назад… — Она оставила застежку и села, глядя на Эндфилда печальным и испытующим взглядом.

— Этого не может быть. Инспекторы СБ отсиживаются в крейсерах на орбите, пока все не кончится.

— Ты видел его портрет в доме? Правда, он красивый, мой папка? Он был добрый и сильный. Смелый. Он никогда ничего не боялся. В тот день папа сам повел штурмовики. Планетная Охрана работала вместе с Черным Патрулем. И все… В рапорте было написано, что машина была сбита выстрелом с поверхности. Но все знали, что это не так. Его убил кто-то из «драконов».

— Да, пожалуй. Обычная история. Охрана бьет и убивает «драконов» при первой возможности, когда те возвращаются со службы, а Патруль стреляет по их штурмовикам, когда они мешают маневру в атаке.

Ника опустила глаза, вздохнула:

— Мне тогда было тринадцать лет. Меня долго трясло потом от вида черной формы. Я ненавидела «драконов», детей из семей офицеров Патруля, делала им гадости, травила, как могла сама, и натравливала сверстников. Как будто можно было этим что-то исправить…

Юра, его бывший второй зам, очень помог тогда нам с мамой. Двум одиноким женщинам трудно было без мужского внимания и заботы. Когда я окончила школу, мы уехали на Гелиос, где у мамы был дом и куча родственников.