За живой и мертвой водой - [121]

— Он свое тоже получит, не бойся! — кричал Беркут. — А кто тебе разрешил на чужой территории хватать людей без разбору? В следующий раз наши хлопцы ноги вашим поперебивают. Слово чести, дадим такой приказ, чтобы знали свою границу!

Оксана достала из портфеля сигарету, закурила. Нет, Хауссер не обманул ее. Судя по поднявшемуся тарараму, она является важной персоной в глазах бандеровцев. «Вы действуете от моего имени», — сказал советник, а имя «друга Украины», видимо, много значит для Вепря, перед которым, как осиновые листья, трепещут эти негодяи. Оксана посмотрела на приведенную девушку. Вот за кого ее приняли. «Большевистская связная». Лет девятнадцать, не больше. Неужели ей суждено принять нечеловеческие муки и погибнуть тут, в этой комнате пыток? А что, если попытаться? Нужно только действовать решительно, не давая им опомниться. Оксана отстранила рукой Багнета, уже начавшего наводить бархаткой глянец на ее сапогах, заявила властно:

— Хватит базара! Каждый получит то, что он заслужил. Об этом я сама позабочусь. А теперь ведите меня к Вепрю. Эту девушку я забираю с собой, она мне нужна.

Наступила тишина. Оксана шагнула к дверям, но тут же почувствовала, что вызванное ее неожиданным требованием замешательство неполно, что вот–вот послышатся протесты, затеется спор, и ее замысел может сорваться. Так и есть, Месяц кинулся к задержанной, как бы собираясь защитить ее.

— Что такое? Это наша… У нас приказ…

— Друже Месяц, не советую… — зашипел на него Беркут, растерянно поглядывая на Оксану.

Требовался еще один, заключительный, ошеломляющий аккорд.

— Это не все! — Оксана остановилась, окинула гневным взглядом лица бандеровцев, и, как бы вспомнив в последнюю минуту то, что она забыла сделать, решительно подошла к стоявшему у стены Клешне, выдернула из его руки тяжелую плеть и, не глядя, ударила изо всех сил по ненавистному лицу бандита.

Кто–то ахнул, вскрикнул. Оксана швырнула плеть под ноги Месяцу и, направившись к двери, скомандовала:

— Пошли!

Теперь она не сомневалась, что Марко ведет девушку вслед за ней, и никто не посмеет остановить их.

26. Братынский лес

Вепрь с возрастающим нетерпением ждал прибытия посланца Малого. За последние дни, начиная с того момента, как стало известно, что сотенный Богдан, этот ничего не смыслящий в политике простак, разбил немецкий воинский эшелон, коменданту окружной СБ пришлось немало понервничать. Он понимал — немцы такими вещами не шутят, и переданная советником угроза может быть выполнена в любой момент. Положение осложнялось с каждым днем. Не успел Вепрь разделаться со своевольным и слишком уж отважным сотенным, как пришло известие о загадочном убийстве советника юстиции, аресте Ясного и еще пятерых оуновцев, подозреваемых в этом убийстве. Вепрь не знал всех подробностей, но был убежден, что террористический акт совершен не оуновцами, а скорее всего советскими подпольщиками или партизанами. Это не уменьшало той грозной опасности, какая нависла над ним, а, пожалуй, даже увеличивало ее. Ясный и трое его товарищей повешены, один оуновец убит при попытке к бегству. Вот и попробуй тут доказать, что немцы их друзья… В центральном проводе во имя высокой политики могут, скрепя сердце, смириться со смертью Ясного, но рядовые оуновцы ничего не поймут, найдутся такие горячие головы, как Богдан, ударят по немцам. Немцы ответят репрессиями. И пойдет, не остановишь… Окружному нужно было во что бы то ни стало восстановить полное доверие Малого к себе, и поэтому он хорошо подготовился к прибытию посланца советника.

Был задуман спектакль, главные трагические роли в котором отводились тем трем бежавшим из лагеря советским военнопленным, которых захватили в лесу четыре дня назад. Эти военнопленные были прямо–таки находкой для Вепря. Правда, ни одного из них не удалось уломать, уговорить принять участие в расправе над своими товарищами. Но все обернулось к лучшему–расстреливать своих будут старшина Сидоренко, пойманный в лесу власовец–дезертир и еще один совет, в самом начале войны попавший в окружение и сумевший пристроиться под видом племянника у одинокой сердобольной вдовушки лет на десять старше его.

Этих людей Вепрь поставил перед выбором: беспрекословное выполнение любого приказания или смерть. Их убеждения, симпатии не интересовали окружного. Он знал: тем, кто обагрил руки кровью товарищей, уже нет хода назад. Они становятся палачами. А Вепрю нужны были палачи.

Кровавый спектакль, подготовляемый Вепрем, предназначался не только для человека, посланного Малым, но и должен был, по замыслу окружного, преследовать воспитательные цели. Идейная закалка сотни, которой еще недавно командовал Богдан, была признана крайне недостаточной. Уже одно то, что вояки охотно и довольно отважно осуществили акцию против немцев, подтверждало это мнение. Кроме того, Вепрю стало известно, что старшина Сидоренко, напиваясь, не раз проводил среди шеренговых сотни «политинформацию». Семена дьявольской пропаганды, брошенные в сердца мужиков, уже имевших случай убедиться, что большевики раздают крестьянам помещичью землю, открывают украинские школы, бесплатные больницы, могли дать ростки… Сотня считалась до такой степени неблагонадежной, что было принято решение отобрать оружие у рядовых, заменив его деревянными учебными ружьями. Однако этого было мало. Для того, чтобы укрепить дух вояк, хорошо припугнуть вольнодумцев, требовались не разговоры, а какая–нибудь более сильная, впечатляющая пропагандистская акция. Такой акцией и должен быть, по мнению Вепря, расстрел трех бежавших из немецкого лагеря советских военнопленных. После расстрела окружной намеревался объявить о казни «большевистского агента», бывшего командира сотни Богдана.