За закрытой дверью - [43]

— Чушь собачья, — рявкнул Сет.

— Да неужели? Слава Богу, а то я уж было испугался. — Коннор стер несуществующий пот со лба. — Ну тогда ты не против, если мы используем ее как наживку?

— Даже близко к ней не подходите. И вот еще что, Макклауд, не впутывай ее в это дело, не втягивай ее в свои грязные игры. Вообще забудь о ее существовании. Понял?

— Парень, посмотри правде в глаза. Она сейчас на острове с Лазаром, она уже лопалась на крючок Новаку, она спит с тобой. Она сама влезла в это дело дальше некуда.

Сет покачал головой, чувствуя себя загнанным зверем.

— Она не будет в этом участвовать, — упрямо повторил он.

— Да ладно, старик, не суетись, — мягко сказал Коннор. Он стряхнул пыль с джинсов и горько усмехнулся. — Что за ерунда? — пробормотал он. — Почему я тебя жалею? Тебе досталась такая баба! Посмотрим еще, как ты запоешь, когда мы получим пленку с записью ее разговора с Новаком. Ты ведь поставил прослушивающие устройства, верно?

Сет стиснул зубы.

— Да, — процедил он.

— Вот и хорошо, тогда принеси запись. Да… ты когда мылся и брился последний раз? Выглядишь, как питекантроп. Если появишься в таком виде на пристани, то тебя арестуют за бродяжничество.

— Отвали, Макклауд, — устало огрызнулся Сет.

— Вот и умница, — с улыбкой на лице сказал Коннор.

Водоворот воспоминаний захлестнул Рейн, когда она смотрела, как громада Стоун-Айленда вырастает перед ней. Сосны тяжело вздыхали на ветру, а тяжелые тучи нависли над самой головой. Утренний туман мало-помалу рассеивался, обнажая знакомые очертания берега. Запахи мха, сырой древесины, водорослей и сосен заполнили ее ноздри. Клейборн, личный помощник Виктора, ждал ее у причала. Это был человек средних лет, с карандашами усов над длинной верхней губой и с вечным выражением беспокойства на лице.

— Ну наконец-то, — недовольно сказал он, приглашая ее следовать за ним. — Пойдемте. Нам нужен был переводчик с французского во время переговоров, а в Марокко сейчас вообще уже полвосьмого вечера. Где вы так задержались?

— Извините, — пробормотала она растерянно. Дом вырастал перед ними, неуклюжее, но по-своему привлекательное строение. Снаружи он был до крайности прост и обит деревянными планками, выцветшими от времени и ветров до серебристо-серого цвета.

Но вот внутреннее убранство вызывало в ее голове воспоминания из детства. Чаши с лавандой и сосновыми иголками стояли тогда в каждой комнате, а стены были обшиты обработанной кедровой вагонкой. Аликс всегда жаловалась, что от сильного запаха древесины у нее болит голова, но Рейн нравилось. После того как они сбежали, этот запах держался в ее вещах еще не один месяц. Она до сих пор помнила тот день в Париже, когда со слезами на глазах рылась в своих вещах, пытаясь найти хоть одну, в которой еще сохранился чудесный запах.

Клейборн провел ее прямиком в кабинет на втором этаже, усадил за стол и стал выдавать инструкции с невообразимой скоростью. Вот и славно. Она была ему благодарна. С таким завалом срочной работы у нее не останется времени на переживания.

В какой-то момент на столе появились бутерброды и фрукты, но она была так взволнована, что ни о какой еде и речи не могло быть. Дом говорил с ней своими шорохами и вздохами.

Ей казалось, что стоит ей быстро повернуть голову, и она увидит себя маленькую.

Снаружи завывал ветер, качая сосны. Капли дождя барабанили в окно, и вскоре уже ничто не могло остановить поток воспоминаний.

Когда она была маленькой, то других детей на Стоун-Айленде не было, так что играть ей было не с кем. Отец запирался в библиотеке со своими книгами или выходил в море под парусом, прихватив с собой только серебряную фляжку. А мама все чаще оставалась в их квартире в Сиэтле. Рейн дружила лишь с тишиной, деревьями, водой, камнями да кривыми корнями. Весь остров был ее сказочным миром, населенным драконами, троллями и привидениями. Позже, среди хаоса постоянно сменяющих друг друга городов, она как сон о рае вспоминала Стоун-Айленд. И этот сказочный мир ожил в ней сейчас, заполняя своим шепотом все вокруг.

Ближе к концу дня Клейборн вбежал в комнату.

— Рейн, иди в библиотеку, пожалуйста, — сказал он важным голосом. — У мистера Лазара накопилась корреспонденция, которую нужно отправить федеральной почтой, как только мы попадем на большую землю.

Она прихватила ноутбук и отправилась в путь и, только пройдя половину, поняла, что не спросила дорогу. Глупый просчет, но сейчас было уже поздно что-либо предпринимать.

Странно, но она уже и забыла, как пустынно и холодно бывает на Стоун-Айленде. Единственным теплым и ярким пятном был Виктор. В отличие от меланхоличного отца и эгоистичной матери Виктор казался сверкающим сгустком энергии и опасности. Рейн стояла перед дверью библиотеки и не решалась войти. Руки ее дрожали.

Слишком много энергии и опасности. Она толкнула дверь.

Знакомая комната, словно в кинофильме, наехала на нее, затягивая внутрь. Всюду от пола до потолка стояли полки с книгами. Между ними тянулись вверх длинные окна. Витражи стекол сияли вечерним светом.

Она медленно вошла в комнату, ее взгляд упал на полку с фотографиями, похожую на алтарь. Здесь она увидела фотографию, где Виктор стоял рядом с ее отцом, худощавым мальчишкой лет двенадцати. Виктору тогда было восемнадцать. Его мускулистая рука обнимала брата за шею, а во рту дымилась сигарета. Тут же стоял карандашный портрет ее бабушки, темноволосой девчушки со светлыми глазами. А еще здесь были ее фотографии. Она посмотрела на себя семиклассницу. Как она ненавидела колючий воротник этого зеленого вельветового платья!