За всю любовь - [59]

– Ладно, только недолго. Я скучаю. Хочу, чтобы ты была здесь, рядом со мной, – просит Алессандро.

– Куда же я денусь? – отвечает Линда с легкой улыбкой и на цыпочках выходит из комнаты.

Она входит на кухню. Открывает холодильник, берет стеклянную бутылку с закручивающейся крышкой и делает большой глоток. Чувствует, как по горлу течет вода, освежающая и вкусная, какой она ее помнит: местные жители всегда гордились водой из источника Вилл-Альта. Линда ставит бутылку в холодильник, потом подходит к высоким окнам с видом на холмы и, прижавшись лбом к стеклу, смотрит. Солнце уже поднимается над горизонтом, понемногу озаряя виноградники и оливковые рощи. Мало-помалу контуры предметов становятся все четче, выбираясь на свет.

Линда открывает окно: легкий бриз наполняет дом, и по ее спине пробегают мурашки. Она берет со стула кофту Алессандро и надевает ее, наслаждаясь его запахом.

Некоторое время Линда стоит, слушая шум ветра, очарованная цветами своей земли. Через два часа самолет до Лиссабона, но она уже знает, что не полетит туда. Теперь она поняла, надо было ошибиться тысячу раз, чтобы осознать, что ее место – здесь, среди этих холмов, рядом с единственным мужчиной, которого она по-настоящему любит.

Год спустя

Линда вставляет полку в боковую нишу письменного стола, точно попадая выступами в четыре паза на панели из ореха. Она обходится без гвоздей и винтиков, лишь кое-где, там, где это действительно нужно, использует немного натурального клея, как учил дядя Джорджо. Иногда ей кажется, что он ходит по комнате в своих потрепанных сандалиях и пестрой клетчатой рубашке. А иногда она будто слышит его бормотание или веселый смех, как всегда, когда он работал.

Лаборатория – самый лучший подарок, который дядя мог ей сделать: она повторяет это каждый день, входя сюда. Если бы не Джорджо, ее талант художника так бы и остался погребенным под слоями страха и сомнений. Дядя дал ей уверенность, что она сможет подняться к вершине мастерства. Работая в его лаборатории, Линда вновь обрела себя и всякий раз придумывает все новые и новые формы изделий. Необработанное дерево в ее руках принимает конкретные очертания, и это дарит ей огромное удовлетворение от творчества. Недавно она наняла молодого ученика, Габриэле, но когда это возможно, предпочитает работать в одиночку. Линда открыла множество премудростей, которые можно постичь только на практике. Теперь она может твердо сказать, что всегда хотела создавать эксклюзивные вещи, а не интерьер, и каждый день снова и снова в этом убеждается. И не понимает, почему не поняла этого раньше.

Она закрывает нишу стола, довольная результатом: все идеально стыкуется, каждая деталь на своем месте. Потом смотрит на настенные часы. Пять с четвертью.

«Скоро придет Алессандро, – думает она, – пора домой».

Линда снимает грязный рабочий комбинезон и вешает на крючок. На ней джинсы и застиранная футболка. Она кладет ключи от Дуэтто в карман и уходит, прощаясь с Фаусто, который готовит ужин на кухне.

Вот уже почти десять месяцев они с Алессандро живут в Голубом доме. Но это нельзя назвать совместной жизнью в классическом смысле этого слова, потому что он постоянно в разъездах, его карьера фоторепортера стремительно развивается. Они счастливы. Ее не печалит, что он иногда уезжает далеко от дома: ведь для них расстаться не значит потерять друг друга из виду. Линда любит его таким, какой он есть, с душой вольного странника, и всегда ждет его здесь, в Голубом доме, потому что точно знает, что именно сюда, к ней, он каждый раз возвращается. И каждый раз при встрече они испытывают сильнейшие чувства.

Линде нравится быть самостоятельной, и всегда нравилось самой следить за домом, принимать решения. Все, что было невозможно с Томмазо, все, что она вынуждена была подавлять в себе, когда была с ним. Она благодарна Алессандро, что поняла это.

Линда выходит из ванной. На ней шорты, майка и шлепанцы, волосы еще не до конца высохли. Она идет по коридору и на мгновение останавливается перед висящей на стене картиной «Семь смертных грехов». Это единственное, что она попросила у Томмазо, когда они виделись в последний раз для подготовки документов о разводе в лиссабонской мансарде.

Он настоял на том, чтобы они встретились именно там. Всего двадцать дней – и его устоявшийся мир рухнул. Он всего лишь уехал в командировку, а вернулся – и Линда уже его не ждала.

Они встретились, чтобы объясниться (как будто отсутствие Линды в Лиссабоне по возвращении Томмазо из Бразилии не достаточно ясно говорило о ее намерениях). И для них обоих эта встреча была болезненной. Линда готова была расплакаться, а он старался сохранять самообладание. Хотя, наверное, это был единственный раз, когда Томмазо не удалось скрыть покрасневших от слез глаз.

– Ты уверена, что поступаешь правильно? – спросил он Линду, когда они прощались.

– Да, – ответила она. – Но ты не представляешь, как я не хочу причинять тебе боль.

Он улыбнулся и прикоснулся к своей груди:

– Если мне больно, значит, я еще жив. Это ты меня научила.

Тут Линда не выдержала и разрыдалась, бросившись ему на шею, будто она была пострадавшей стороной и хотела попросить у него защиты. Томмазо крепко обнял ее.