За урожай - [9]

«...Хорошая ранняя подготовка зяби — залог получения высокого урожая», — прочел он и аккуратно сложил газетный лист.

«Покажу полеводу, а заодно и Клевакину, — решил Федор Иванович и, просмотрев журналы, вышел из помещения. Председатель с полеводом были на току. Кузнец подошел к куче зерна и, разглядывая крупную тяжеловесную пшеницу, стал перекатывать зерна на ладони.

— Хлеб добрый!

Увидев председателя колхоза, он сказал ему:

— Вот что, Яков Сергеевич, догляду у тебя мало за бригадой Клевакина.

— А что? — спросил тот.

— Третье поле под зябь плохо вспахано. Дисковать надо. А то весной сорняков не оберешься. Известно ведь, если зябь плохая — не жди урожая.

— Хорошо передам полеводу, — согласился тот.

Прошло недели две. Федору Ивановичу нужно было опять ехать по делу мимо третьего поля. Пласты торчали попрежнему и из-под них выпирала, разрастаясь, трава. На огрехах, среди побуревших сорняков и стерни, висели серебристые нити паутинок и шмыгали бойкие полевки.

— Ведь сказано было. Придется на общем собрании поговорить. — Федор Иванович в тот же день вернулся домой рано. Вечером должно быть собрание. Поужинав, кузнец направился в клуб. Народ там уже собрался. Федор Иванович сел поближе к стене.

Собрание открыл председатель. Слушали доклад о подготовке к весеннему севу. Федор Иванович, как и все колхозники, ловил каждое слово докладчика, в душе старого кузнеца росла гордость за достигнутые колхозом успехи.

Вместе с этим Федор Иванович знал, что много нужно еще сделать для того, чтобы колхоз жил богаче. То, что выросло поголовье скота и сбор зерна перевалил за довоенный уровень, выросли доходы — это хорошо, но вот огрехи еще есть, — это плохо!

— Есть, товарищи, вопросы?

— Есть! — Кузнец поднялся.

— Почему третье поле до сих пор не продисковано?

— Мой недогляд, — ответил председатель, густо краснея. — Понадеялся на полевода. Думал, сделает.

— Хорошо. Но мы еще прений не открывали, — заметил сидевший в первом ряду счетовод.

— Пусть говорит, — сказал председатель, разыскивая глазами Клевакина.

— Прения прениями, а человеку дайте сказать, — послышалось в зале.

— Так вот, — кузнец пригладил бороду. — Для того чтобы вырастить такой урожай, надо посмотреть, все ли у нас готово?

— Правильно! Правильно! — зашумело собрание.

— И землю готовить заранее, — продолжал Федор Иванович. — Весна — она не ждет. Она год кормит. Понимать надо. Ты, Яков Сергеевич, заставь завтра же Ивана Клевакина диски с боронами пустить на третье поле. — Кузнец в упор посмотрел на председателя.

Толстенький, кругленький, широколицый Клевакин, подпрыгнув, словно на пружинах, вдруг заговорил, не попросив слова, с самой задней скамейки:

— Вы, Федор Иванович, не очень на нас нападайте, сорняки на полях не мы, трактористы, развели... И, если уж на то пошло, нет у нас в инструкции такого параграфа, чтоб с осени зябь боронить и культивировать.

— Нет в инструкции, — гневно, волнуясь, ответил Федор Иванович и, вынув из кармана газету, подошел к бригадиру тракторной бригады, потрясая газетными листами перед его побагровевшим лицом, — а совесть у тебя есть?.. Ты почитай, что здесь написано: хорошая зябь — залог урожая... А сорная зябь — это что по-твоему? Ты пойми: инструкции раз на много лет пишутся, а землю каждый год засевать надо, да так, чтоб хлеба нынче больше получить, чем в прошлом и позапрошлом году... Ты это смекни!

Окончательно сконфуженный Клевакин хотел возражать. Но все смотрели на него с таким обидным удивлением, что он сконфузился и сел на место. Федор Иванович передал газету полеводу и сказал:

— Твоя газетка, из бригады... Возьми, пригодится, — и обращаясь снова к председателю, повторил:

— Заставь, Яков Сергеевич, завтра же Ивана Клевакина диски с боронами пустить на третье поле.

— Хорошо. Проверю сам, — ответил тот.

— Добро, — сказал кузнец и сел на место.

Собрание продолжалось. В тот вечер колхозники долго и придирчиво обсуждали вопрос о подготовке к севу. И вот сейчас весной, проезжая мимо третьего поля, кузнец радовался.

— Семена добрые, землю обработали хорошо, ремонт закончен, народ дружный. Урожай будет, — решил он и подстегнул коня.

М. ЦЫБЕНКО

ВРАГ

В самый разгар молотьбы у Захара Кузьмича Звягина заболел глаз. Должно быть попала соринка, когда возился у молотилки.

Никогда за свои шестьдесят лет не болел старик, крепок был, как кремень, а тут, поди ж ты, разнесло глаз так, что приходится ехать в больницу. Свои лекари и примочки и капли хорошие предлагали. Но бригадир авторитетно, как приговор, объявил:

— Нет, Захар Кузьмич, как ни трудно без тебя, а нужно ехать в больницу. Потому, что глаз это тонкая штука.

Хоть и знали за бригадиром слабость — преувеличивать, но при взгляде на запухший глаз Звягина все вдруг настойчиво стали просить его поехать в больницу.

— Да возвращайся скорее, Захар Кузьмич, — просили в бригаде.

— Да уж нужен ты нам, ой как нужен, — сказал бригадир.

Захара Кузьмича колхозники звали просто — наш монтажник.

Кто-то сказал такое слово, и оно быстро прижилось и стало всем понятным. Колхозный монтажник — это человек, который всем приходит на помощь. Всюду: в поле, в кузнице, в бригадном стану слышен торопливый, слегка охрипший от долгого курения говорок Захара Кузьмича. Нужно составить сцеп борон для трактора: Захар Кузьмич тут как тут, неправильно отремонтированы плуги — зовут Захара Кузьмича, не работает автомат у сеялки — опять же быстрее всех наладит Захар Кузьмич. В войну, когда в колхозе работали больше женщины да подростки, специальность Захара Кузьмича была самой ходкой.