За столбами Мелькарта - [60]
Матросы рыли могилу для своего погибшего товарища. Молча окружили её люди. Тело, обёрнутое в белый холст, опустили в сырую землю. Ганнон на коленях прочёл короткую молитву. Каждый бросил в могилу ком земли, а когда яма сравнялась с землёй, сверху положили тяжёлый камень. И вот на берегу высится пирамидка. «Если когда-нибудь кто-то захочет определить путь, проделанный нами, — думал Ганнон, — его вехами будут могилы». Ганнону вспомнилась пустыня и песчаный холмик над могилой Малха. А где Синта и Гискон? Может быть, их уже нет в живых? И некому было их похоронить и оплакать по обычаям предков. А сколько ещё впереди невозвратимых потерь!
След корабля
Две недели прошли незаметно. Каждому нашлось дело. Многие были заняты рубкой леса и починкой корабля. Деревья, росшие на острове, были так тверды, что все топоры, имевшиеся на гауле, пришлось употребить на то, чтобы срубить лишь одно, самое тонкое. Оно пошло на переднюю мачту, давшую трещину во время последней бури. Матросы выкорчевали пенёк и притащили его на корабль. Он был так тяжёл, что мог вполне заменить железный якорь. Щели заделывали высушенными водорослями. Запасы смолы, к сожалению, иссякли. Мидаклит предложил заменить смолу клейким соком исполинского дерева, прозванного карфагенянами «плачущим». В этом соке вымочили и канаты, чтобы уберечь их от гниения. Корабль пропитался запахами девственного леса.
Часть матросов занялась сбором черепашьих яиц и ловлей черепах.
Черепахи лежали среди камней, огромные, зеленовато-чёрные. Медленно они вытягивали свои морщинистые шеи и слезящимися на солнце глазами следили за людьми. Черепах переворачивали на спину и, взвалив на носилки из ветвей, перекладывали в лодку, а из лодки поднимали на гаулу. Ганнон приказал очистить для них место в трюме.
В поисках черепах матросы разошлись по всему взморью. Уже смеркалось, когда Адгарбал увидел предмет, торчащий из песка. Кусок ствола, сломанного бурей? Олений рог? Нет! Весло! У моряка захватило дух.
— Смотрите, что я нашёл, — закричал он, оборачиваясь. — Весло!
— Спокойно! Спокойно! — сказал Ганнон, хотя у него самого бешено колотилось сердце.
Да, в этом нет сомнения. В руках у Адгарбала обломок вёсла. Весло здесь, на необитаемом острове! Судя по размерам, им могли пользоваться только на большой гауле. Лет сто назад финикийцам удалось обогнуть Ливию. Но это весло не могло принадлежать им. За сто лет во влажном климате дерево должно было сгнить и превратиться в труху. А на весле виден свежий излом. Значит, здесь недавно побывал какой-то корабль. Но какое судно могло оказаться в этих водах, кроме «Сына бури»? Может быть, он потерпел здесь кораблекрушение?
— Идём, — торопливо бросил Ганнон Адгарбалу. — Ты мне покажешь, где его нашёл.
Ганнон с Адгарбалом стояли у большого остроконечного камня.
— Вот здесь, — указал Адгарбал.
Ганнон взглядом измерил расстояние до моря. «Будет не меньше ста локтей, — подумал он. — Сюда волны не могли забросить обломок весла. Значит, корабль причаливал к берегу. Но тогда должны быть и другие следы».
Весь следующий день Ганнон вместе с матросами искал, эти следы. Но больше ничего не было найдено. Видимо, всё смыл ливень.
Находка вызвала у Ганнона новый прилив энергии. Значит, «Сын бури» находится где-то поблизости. Синта и Гискон ждут его! Нельзя медлить!
— Поднять якоря! — приказал он.
Матросы забегали по палубе. Одни бросились к якорным канатам, другие принялись натягивать паруса. Подгоняемый попутным ветром, «Око Мелькарта» покинул остров. Ганнон решил обогнуть Южный Рог, держа курс на восток. «Если Мастарна достиг Южного Рога, — думал Ганнон, — то, разумеется, он хотел обогнуть Ливию. Может быть, он опасался встречи с военными судами Карфагена?»
С неохотой плыли матросы вдоль неведомого берега, густо заросшего лесом. Есть ли ему конец? Что влечёт Ганнона всё дальше и дальше? Будь проклят этот обломок весла, из-за него Ганнон решил не возвращаться к Мелькартовым Столбам! А может быть, во всём виноват этот эллин? Он околдовал суффета, вселил в него неутолимую жажду новых странствий.
Корабль-призрак
Безветрие.
Пышные пурпурные облака плывут над морем. Паруса безжизненно обвисли. Не слышно тихого журчания воды у носа. Деревья на пустынном берегу стоят неподвижно, как изрисованные. Солнце пылает, яростное и бледное. Казалось, корабль идёт через огонь. Металлические части раскалились. При желании на них можно печь лепёшки, как на сковороде. Даже дерево жжёт, как железо. Дышать нестерпимо тяжело. Слепит глаза.
Одуряющая жара выгнала команду на палубу. В трюме и каютах было ещё душнее. Двое матросов, сбросив одежду, окатывают друг друга водой из кожаных вёдер. Впервые за много дней на палубе слышится смех. Морские лисицы, привлечённые необычными звуками, высовывают из воды пасть. Дни сменялись ночами, а берег, вопреки предсказаниям эллина, всё не поворачивал на север. Он тянулся всё в том же направлении на восток. И это всё больше волновало Ганнона. Вода, запасённая на острове Лесных Чудовищ, протухла. Перед тем как её пить, нужно было затыкать пальцами нос. Но и эта вода была на исходе. Ганнон приказал развесить на рее овечьи шкуры. За ночь они покрывались росой, и утром, выжав их, можно было получить несколько глотков воды.
