За стенами собачьего музея - [41]
— Конечно, если он не против.
Через десять минут мы с мальчиком, взявшись за руки, уже шли по Рингштрассе в сторону Оперы. Родители что-то уж слишком спокойно позволили малышу Николасу выступить в роли гида почти незнакомого человека.
Когда я спросил их, не волнуются ли они за сынишку, у Уокера на лице появилось самодовольное, мол «здесь все не так просто, как ты думаешь», выражение, и он лаконично ответил:
— Зак знает, что делает.
А Марис так и вовсе промолчала.
— Интересно, неужели родители всегда вот так запросто отпускают тебя одного? Не слишком ли ты еще мал?
Он принялся раскачивать нашими сцепленными руками, как это любят делать все дети.
— Тебе понравился мой рисунок?
— Да, но я не понял, что он говорит. Я не понимаю по-немецки. — Как будто он сам этого не знал! Но вместо ответа мальчишка все продолжал молча раскачивать наши руки взад-вперед.
Мне ничего не оставалось, как предположить, что это Венаск держит меня за руку и забавляется, изображая не по годам развитого ребенка. Я так верил в него и его доброту, его заботу о благополучии и успехе его учеников! Если же нет, если не он дирижировал всеми этими кружащимися вокруг меня и моей жизни демонами и феями, давая мне ложные намеки, подстраивая ловушки и дрожащие над горизонтом миражи, я бы очень и очень испугался. Уж такова вера — просто перестаешь беспокоиться и продолжаешь заниматься своими делами.
Рингштрассе была самой настоящей старинной лощеной красавицей; огромные деревья отбрасывали тени на свежевыкрашенные скамейки. Цветочные лотки, чистенькие киоски с хот-догами, не слышно даже случайного автомобильного гудка. Никакого мусора, никаких граффити.
— Кажется, тебе здесь не очень-то нравится, да, Гарри? — Да, не слишком. — Я бросил взгляд на мальчишку, ничуть не удивленный тем, что он читает мои мысли. — Здесь прекрасно, но слишком уж все какое-то законченное. Конечно, здесь могут выстроить парочку новых зданий или снести несколько старых, но это все равно что переставлять мебель в доме, где ты собираешься провести остаток жизни. Чтобы чувствовать себя счастливым, мне нужен город, хранящий дух незавершенности. Города вроде Вены представляют собой идеальные музеи, полностью удовлетворенные своими нынешними собраниями. А есть города, которые все еще пытаются постичь себя. Вот это по мне!
Как будто в подтверждение моих слов, Николас провел меня мимо вылизанного до блеска здания Оперы, музея Кафе и музея Независимости, забранного лесами на которых копошились рабочие, возвращая причудливому творению Олбрича его первоначальный вид.
Чуть дальше начался Naschmarkt, венский рынок под открытым небом. Какой контраст! Экзотический и благоухающий, он кипел и бурлил жизнью, заливая все вокруг непонятными звуками, подобными тем, что возникают, когда крутишь ручку настройки приемника. Люди толкались и переругивались друг с другом на немецком, турецком, хорватском. Плакали дети, под ногами шмыгали собаки, корзины были с верхом умело наполнены албанскими «райскими» помидорами, кругами критского козьего сыра, а в одной лавке размером с телефонную будку продавалась исключительно венгерская паприка, наполняя воздух своим ароматом.
Довольно невежливое местечко, где ни у кого не найдется для тебя времени — разве только отвесить тебе покупку и поскорее отсчитать сдачу. Следующий! И, тем не менее, здесь царили жизнь, движение, столпотворение ни на кого не обращающих внимания людей, выбирающих лучшую связку моркови и сверяющихся со списком того, что еще осталось купить.
Разве можно проектировать здания для такой жизни? Разве реально ее во что-нибудь втиснуть? Мне сразу вспомнились бегуны-марафонцы и люди, бегущие рядом с ними и предлагающие им воду или дольку апельсина. Может быть, именно так и нужно — давать самое необходимое и в то же время не путаться под ногами?
— А вон там блошиный рынок, видишь?
Трудно даже представить себе более живописную картину, чем та, что предстала нашим глазам на базаре, но новое зрелище значительно превосходило ее во всех отношениях. На обширной автостоянке по соседству с Naschmarkt к тому времени, как мы оказались там, уже вовсю бурлил венский субботний блошиный рынок. Тысячи людей бродили, присматривались, торговались и заключали сделки под неумолчный гул голосов. Все продавалось, и у всех было что сказать.
Блошиные рынки напоминают нам, насколько узки и косны привычные нам ценности. Какие совершенно невероятные вещи могут что-то для кого-то значить! Вот человек за сто шиллингов купил погнутый и ржавый невадский номерной знак 1983 года. Какая-то женщина ухитрилась у нас на глазах продать пару поношенных и к тому же разных туфель и целлофановый конверт от грампластинки. Удивленный, я повернулся к Николасу и спросил:
— Интересно, сколько же она запросила за этот хлам? Он промолчал, но мгновение спустя мне в голову пришла мысль: если человек ценит какую-либо вещь, это попросту означает, что он понимает ее лучше, чем остальные люди. Мне, например, казалось абсурдом покупать какой-то старый номерной знак — но, может быть, тому, кто его купил, было виднее? Может быть, он знал об этом знаке гораздо больше меня, пусть даже это знание и кажется мне бесполезным или даже безумным. Но, даже и при всей его бесполезности, раз знак ему зачем-то понадобился, не было ли это свидетельством того, что его воображение гораздо шире и богаче, чем мое?
Джонатан Кэрролл — американец, живущий в Вене. Его называют достойным продолжателем традиций, как знаменитого однофамильца, так и Г. Г. Маркеса, и не без изрядной примеси Ричарда Баха. «Страна смеха» — дебютный роман Кэрролла, до сих пор считающийся многими едва ли не вершиной его творчества. Это книга о любви как методе художественного творчества, о лабиринтах наваждения и о прикладной зоолингвистике (говорящих собаках).
Когда с вами происходит нечто особенное, найдите поблизости подходящую палочку — и не прогадаете. Это может быть встреча с любимым человеком или его внезапная смерть, явление призрака прошлого или будущего, убийственное выступление румынского чревовещателя по имени Чудовищный Шумда или зрелище Пса, застилающего постель.Когда палочек соберется много, устройте им огненную свадьбу.
В древней европейской столице — Вене — молодой американский писатель пытается заглушить давний комплекс вины, связанный с трагической смертью старшего брата. Заводя новые знакомства, позволяя себе влюбиться, он даже не догадывается, что скоро услышит замогильный клекот заводных птиц и треск пламени из цилиндра мертвого иллюзиониста.
Фрэнни Маккейб, начальник полиции городка Крейнс-Вью, известный читателям по романам «Поцеловать Осиное Гнездо» и «Свадьба палочек», приютил в своем кабинете хромого одноглазого бультерьера.Собака сдохла. Но в могиле оставаться не пожелала.Тут-то все и началось.Выведет ли волшебное разноцветное перо нашего героя из лабиринта фантасмагории?
Неутомимый бабник Винсент Эгрих умер. Но возвращен к жизни ангелами-хранителями – ангелами и в прямом смысле, и в переносном – в обличье двух прекрасных женщин, чтобы защитить от сил Хаоса своего еще не рожденного сына, которому суждено восстановить мировую гармонию. Но в первую очередь Этрих должен вспомнить обстоятельства собственной смерти…Впервые на русском.
В жизни Макса Фишера все складывается удачно. Его комикс «Скрепка» пользуется устойчивой популярностью у широкой публики и благосклонностью у высоколобых критиков, его новая любовь Лили отвечает ему взаимностью, а ее десятилетний сын Линкольн души в нем не чает. Но в прошлом, по ту сторону безмолвия, таятся призраки, угрожающие его счастью, рассудку и самой ткани бытия...
Молодой преуспевающий английский бизнесмен, занимающийся созданием рекламных роликов для товаров сомнительного свойства, получает заманчивое предложение — снять полнометражный фильм в США. Он прилетает в Нью-Йорк, и начинается полная неразбериха, в которой мелькают бесчисленные женщины, наркотики, спиртное. В этой — порой смешной, а порой опасной — круговерти герой остается до конца… пока не понимает, что его очень крупно «кинули».
Средневековье. Свирепствует Инквизиция. Миром правит Церковь. Некий врач — весьма опытный анатом и лекарь, чьими услугами пользуется сам Папа — делает ошеломляющее открытие: поведением женщины, равно как ее настроением и здоровьем, ведает один единственный орган, именуемый Amore Veneris, то есть клитор...В октябре 1996 г. жюри Фонда Амалии Лакроче де Фортабат (Аргентина) присудило Главную премию роману «Анатом», однако из-за разразившегося вокруг этого произведения скандала, вручение премии так и не состоялось.
От издателя:Карен Бликсен, датская баронесса, — одна из самых оригинальных писательниц XX века. Ее творчество уникально, поскольку сочетает в себе элементы самых разных жанров — от триллера до путевых заметок, от философской прозы до лирической комедии. «Из Африки» — главная ее книга, которая неоднократно выдвигалась на Нобелевскую премию; по ней Сидни Поллак снял одноименный фильм (Мерил Стрип, Роберт Редфорд, Клаус Мария Брандауэр), получивший «Оскара» в пяти номинациях.Этот роман — воспоминание о долгих годах, прожитых Бликсен в Африке, о приключениях, опасностях и, конечно же, людях, влюбленных, как и она сама, в этот странный, неповторимый, чарующий континент.
Англия, XII век. Смутное время, жестокая эпоха, необузданные нравы, падение моральных устоев… Добро и зло меняются местами и подчас становятся неотличимыми друг от друга. Грандиозная панорама самых темных лет в истории Англии — борьба за престол, междоусобные войны, предательство церкви, — и все это на фоне возведения великолепного готического собора.