За стенами собачьего музея - [39]
— Ой, Гарри, да это же Венская Опера!
Шофер оказался достаточно сообразительным и, перед тем как высадить нас у отеля, устроил нам небольшую ознакомительную поездку по городу. Само собой, мы не понимали ни слова из того, что он говорил, но, тем не менее, парень то и дело указывал рукой в правильных направлениях, и нам даже удалось впервые бросить взгляд на дом Фрейда.
Вена производила впечатление чистенького, ухоженного и чопорного коммунистического городка в западных оборочках: магазины, полные товаров, чуть ли не каждая вторая машина — «мерседес», хорошо одетые женщины… Город, населенный подозрительными ко всем посторонним людьми, умеющими хранить свои секреты. Откуда же я мог узнать все это за какие-то полчаса? Конечно, не мог, но, гуляя в этот вечер с Фанни по улицам, я понял очень многое. После девяти часов вечера в центре города было пусто и тихо. Даже пьяные старались не очень-то орать, зато и найти открытый бар, чтобы выпить, оказалось настоящей проблемой. Когда же мы, наконец, нашли один, оказалось, что сидящие в нем люди просто лучатся добродушием, как будто желая запастись им впрок, перед тем как снова оказаться на этих суровых улицах.
В первый день пребывания в новом городе со мной частенько случались всякие примечательные события, и Вена тоже не стала исключением. По совету нашего лос-анжелесского знакомого мы отыскали венгерский ресторанчик, где, по его словам, царила совершенно экзотическая атмосфера и подавали превосходный гуляш.
Ресторан оказался крохотной, всего на восемь столиков, забегаловкой с двухсотфунтовой, похожей на борца-сумоиста официанткой. Мы уселись за столик и заказали несколько каких-то блюд из меню с невероятно странно звучащими названиями. Еще когда мы входили, я обратил внимание на то, что ресторан закрывается в десять вечера и, поскольку мы оказались там приблизительно в девять тридцать, в зале сидело всего несколько посетителей. Один из них был довольно потертого вида стариком, который неторопливо ел, одновременно читая газету на кириллице. К тому времени, как нам принесли заказ, кроме него и нас в зальчике не осталось вообще никого.
Закончив трапезу, старик сделал какой-то знак официантке. Похоже, потребовал счет. Вместо того, чтобы сразу подойти к нему, она отправилась к буфету и, выдвинув ящик, вытащила толстую стопку паспортов. Когда она разложила их перед стариком, я, правда, стараясь, чтобы мой интерес не был слишком уж очевидным, пригляделся к ним повнимательнее и, пока он перебирал их, понял, что все они были паспортами коммунистических стран. Румыния. Болгария, Венгрия. Я под столом толкнул Фанни ногой и едва заметным кивком обратил ее внимание на происходящее.
Незнакомец же, вытащив из кармана большую желтую ручку, принялся что-то вписывать по очереди в каждый паспорт. Что именно, я не знал, но мне в принципе никак не понравилось бы, если бы кто-то начал что-то писать в моем паспорте, особенно учитывая, что мой был выдан в той части света, которая, как это ни печально, выдает паспорта примерно так же часто, как куры несут золотые яйца.
Закончив писать, он вернул паспорта официантке, которая быстро убрала их обратно в буфет. Старик поднялся и, так ничего и не заплатив, вышел с брошенным на прощание громким «Auf Wiedersehen!»
— Какого черта он с ними делал?
— Понятия не имею.
— Ого! Что ж, добро пожаловать в Вену.
На следующий день в холле отеля «Империал» я встретился с Истерлингом. Несмотря на сорок с лишним лет, у него была моложавая внешность аккуратно постриженного светловолосого мормонского проповедника или бродвейского танцовщика-гея.
Мы перешли улицу и обосновались в ресторане, где мило поболтали примерно с полчаса. Затем к нам присоединилась женщина — настоящая красавица, — которую он представил как свою жену, Марис. Внешне она была его полной противоположностью — иссиня-черные волосы, прелестные огромные карие глаза и молочно-белая кожа.
Когда же Марис заявила, что всегда была большой поклонницей моего творчества и на протяжении всего разговора то и дело вставляла довольно глубокие замечания по поводу моих работ, она понравилась мне еще больше. Я был просто поражен и глубоко польщен, особенно когда она упомянула, что ей пришлось чуть ли не «умолять» Уокера позволить присутствовать при нашей встрече.
Упиваясь всем этим, я заметил ребенка только тогда, когда он встал рядом с Марис и уставился прямо на меня.
— А это наш сын, Николас. Зак, познакомься, это Гарри Радклифф.
Он протянул руку, но рукопожатие его было вялым, и в глаза он мне так ни разу и не посмотрел.
— Так как же тебя все-таки зовут — Николас или Зак?
— Вообще-то Николас, а друзья зовут меня Заком. Обычно я довольно точно определяю возраст детей, но этот мальчишка оказался настоящей загадкой. Ему могло быть и восемь и тринадцать. По лицу судить было невозможно — ни детской невинности, ни умудренности опытом двенадцатилетнего подростка. К сожалению, и весьма привлекательные черты родителей соединялись в нем не лучшим образом: невыразительные голубые глаза Уокера над крошечным носиком и крупными зубами Марис.
— Сколько тебе лет, Николас?
Джонатан Кэрролл — американец, живущий в Вене. Его называют достойным продолжателем традиций, как знаменитого однофамильца, так и Г. Г. Маркеса, и не без изрядной примеси Ричарда Баха. «Страна смеха» — дебютный роман Кэрролла, до сих пор считающийся многими едва ли не вершиной его творчества. Это книга о любви как методе художественного творчества, о лабиринтах наваждения и о прикладной зоолингвистике (говорящих собаках).
Когда с вами происходит нечто особенное, найдите поблизости подходящую палочку — и не прогадаете. Это может быть встреча с любимым человеком или его внезапная смерть, явление призрака прошлого или будущего, убийственное выступление румынского чревовещателя по имени Чудовищный Шумда или зрелище Пса, застилающего постель.Когда палочек соберется много, устройте им огненную свадьбу.
В древней европейской столице — Вене — молодой американский писатель пытается заглушить давний комплекс вины, связанный с трагической смертью старшего брата. Заводя новые знакомства, позволяя себе влюбиться, он даже не догадывается, что скоро услышит замогильный клекот заводных птиц и треск пламени из цилиндра мертвого иллюзиониста.
Фрэнни Маккейб, начальник полиции городка Крейнс-Вью, известный читателям по романам «Поцеловать Осиное Гнездо» и «Свадьба палочек», приютил в своем кабинете хромого одноглазого бультерьера.Собака сдохла. Но в могиле оставаться не пожелала.Тут-то все и началось.Выведет ли волшебное разноцветное перо нашего героя из лабиринта фантасмагории?
Неутомимый бабник Винсент Эгрих умер. Но возвращен к жизни ангелами-хранителями – ангелами и в прямом смысле, и в переносном – в обличье двух прекрасных женщин, чтобы защитить от сил Хаоса своего еще не рожденного сына, которому суждено восстановить мировую гармонию. Но в первую очередь Этрих должен вспомнить обстоятельства собственной смерти…Впервые на русском.
В жизни Макса Фишера все складывается удачно. Его комикс «Скрепка» пользуется устойчивой популярностью у широкой публики и благосклонностью у высоколобых критиков, его новая любовь Лили отвечает ему взаимностью, а ее десятилетний сын Линкольн души в нем не чает. Но в прошлом, по ту сторону безмолвия, таятся призраки, угрожающие его счастью, рассудку и самой ткани бытия...
Молодой преуспевающий английский бизнесмен, занимающийся созданием рекламных роликов для товаров сомнительного свойства, получает заманчивое предложение — снять полнометражный фильм в США. Он прилетает в Нью-Йорк, и начинается полная неразбериха, в которой мелькают бесчисленные женщины, наркотики, спиртное. В этой — порой смешной, а порой опасной — круговерти герой остается до конца… пока не понимает, что его очень крупно «кинули».
Средневековье. Свирепствует Инквизиция. Миром правит Церковь. Некий врач — весьма опытный анатом и лекарь, чьими услугами пользуется сам Папа — делает ошеломляющее открытие: поведением женщины, равно как ее настроением и здоровьем, ведает один единственный орган, именуемый Amore Veneris, то есть клитор...В октябре 1996 г. жюри Фонда Амалии Лакроче де Фортабат (Аргентина) присудило Главную премию роману «Анатом», однако из-за разразившегося вокруг этого произведения скандала, вручение премии так и не состоялось.
От издателя:Карен Бликсен, датская баронесса, — одна из самых оригинальных писательниц XX века. Ее творчество уникально, поскольку сочетает в себе элементы самых разных жанров — от триллера до путевых заметок, от философской прозы до лирической комедии. «Из Африки» — главная ее книга, которая неоднократно выдвигалась на Нобелевскую премию; по ней Сидни Поллак снял одноименный фильм (Мерил Стрип, Роберт Редфорд, Клаус Мария Брандауэр), получивший «Оскара» в пяти номинациях.Этот роман — воспоминание о долгих годах, прожитых Бликсен в Африке, о приключениях, опасностях и, конечно же, людях, влюбленных, как и она сама, в этот странный, неповторимый, чарующий континент.
Англия, XII век. Смутное время, жестокая эпоха, необузданные нравы, падение моральных устоев… Добро и зло меняются местами и подчас становятся неотличимыми друг от друга. Грандиозная панорама самых темных лет в истории Англии — борьба за престол, междоусобные войны, предательство церкви, — и все это на фоне возведения великолепного готического собора.