За стенами города. Дезертир Ведерников - [5]

Наконец начали разносить кашу и чай. По радио излишне громко объявили о второй в этот день воздушной тревоге. В столовую заглянул лейтенант: «Спокойно, спокойно, товарищи!» — как будто ожидалась паника. Большой город привык к тревогам, к «немецкой музыке» — «ба-Баху!», так кто-то их назвал. Ведерников решил, не откладывая, расспросить лейтенанта про денежное содержание и имеет ли в нынешних обстоятельствах значение его военная специальность, и последовал за ним.

В коридоре лейтенант, опершись рукой о стенку, стоял с барышней, почти школьницей. Инженеру понравилось, как лейтенант разговаривал с нею — похоже, оберегал ее от того, о чем она сама еще не знает… Ведерников вернулся в зал.

Была уже ночь, когда они вышли из бани. Там, при свете синих ламп, голые, распаренные ополченцы выглядели занятыми каким-то ритуалом, — соблюдая его, нельзя было обойти вниманием ни одной части своего тела. Мужчины с соревновательным усердием намыливали головы, натирали друг другу спины, добирались до промежности. Ритуал показался Ведерникову странным, каким-то нехорошим посвящением. Когда слесарь Мигаев предложил ему натереть спину, Ведерников сухо отказался.

Разместились на ночевку. Как в школе, такие же койки, такие же байковые одеяла и ватные подушки. Было слышно, как в столовой начали кормить новую партию ополченцев, потом третью. Когда становилось тихо, вдалеке слышались тяжелые затяжные взрывы, и чуть уловимые колебания земли докатывались до казармы. Ведерников пытался сообразить, какой силы взрывы. Но для этого нужно было знать расстояние до них. За этими бессмысленными расчетами он наконец уснул.

5

— Подъем! Подъем!

Ведерников видит разъяренное лицо сержанта. Огромные тени мечутся по стенам. Ведерникову показалось, что команда относится только к нему, только на него направлен свет электрического фонаря. Однако сдержанно чертыхались все. Трое красноармейцев с грохотом сбросили с плеч связки кургузых ботинок. Но не все понимают, как пользоваться обмотками.

— Скорее! Скорее! — сипит сержант.

— Вы бы лучше показали, как правильно мотать эти штуки! В какую сторону мотать? По часовой или против часовой стрелки?

— Вот так, вот так! — сержант опустился возле инженера на колено и быстро пустил обмотку бинтом вверх по ноге.

— Побриться успеем?

Сержант не ответил:

— Кто оделся-обулся, выходи во двор. Шевелись, шевелись, на войну опоздаем!.. А ты, дядя дорогой, куда свою винтовку дел?

На востоке бледная полоска отделила холодную звездную ночь от земли. Отбоя воздушной тревоги еще не было. Во дворе их ждали пять «зисов». Моторы тихо урчали, отравляя влажный неподвижный воздух.

— Все собрались? — обошло строй ротное начальство.

Сержанты докладывали. И будто та невидимая сила, которая говорила необязательные слова, напоминала, как правильно ходить строем, показывала, как пользоваться обмотками, поругивала и пошучивала, вдруг сбросила добродушную маску, угрожающе дала команду:

— По машинам!

Ведерников поискал глазами стропальщика, но лиц в полумраке не рассмотреть. Заметил — в кабине последней машины пустует место:

— Можно?

Шофер, потирая глаза, откликнулся:

— Садись, все веселее будет.

К головному «зису» прошел понравившийся инженеру лейтенант, и колонна двинулась в путь.

Ведерников пристроил винтовку между ног и потянулся за папиросами. Шофер предупредил: с этим поосторожнее!

— А что, запрещают?

— Ну как запрещают? Он запрещает! — и показал на небо. — Но в кулак можно.

Инженер, пригнувшись, зажег спичку и прикурил, чему-то радуясь и удивляясь уже замеченным за собой переменам.

В кабину пробивался свежий ветер, лента шоссе легко бежала навстречу, уносились назад деревья. На поворотах была видна вся быстро движущаяся колонна.

— А куда, собственно, мы едем? Если, конечно, не секрет?

— Занимать позицию, дорогой товарищ. А где сейчас позиция, кто ее знает. Прет немец — вот ведь что. А где он, поди, сами маршалы гадают. Но где-то он снова прошел. А вас, вижу, даже подстричь не успели. Значит, худо дело. Вот ведь что…

Было уже совсем светло, когда колонна остановилась. Впереди бледнело зарево пожара. Народ прыгал на асфальт и разминался. Затихли моторы, и оказалось, воздух полон грозными низкими звуками. Если приглядеться, можно было увидеть в небе птиц, расстроенно летящих оттуда, откуда доносились звуковые перекаты. Курили. В застиранном и кое-как подобранном обмундировании все выглядели помолодевшими и разжалованными. Ведерников нашел мастера Завьялова и стропальщика дядю Мишу, которого любили за покладистость и смешные истории, случавшиеся с ним.

Разминка была короткой. Роту разделили на две группы. Одну повели влево от дороги, другую, в которой оказался Ведерников, лейтенант повел направо.

— Воюй, не умирай! — вслед крикнул шофер.

— К черту, друг, к черту! — по-студенчески ответил инженер.

Пошли по полю, потом спрыгнули в окоп и продолжали идти к виднеющейся под склоном рощице. Их стали расставлять в пятнадцати шагах друг от друга, — наверно, так ополченцев должно было хватить до рощи.

Сержант с короткими руками объявил: без его команды ничего не делать, место в окопе не покидать, завтрак получим позднее — приедет кухня. Времени не терять: углублять окоп и маскироваться.