За стеклом - [18]

Следующий момент, который я помню, это как я бегу по траволатору, а из меня брызгают фонтанчики виски, смешанные с желудочным соком.

Потом был провал. Следующее воспоминание, как я сижу в кресле самолета, в поту, с заляпанным блевотиной, рубашкой и пиджаком. Справа от меня, у окна, отвернувшись, посторонившись, сидит пожилая дама.

Опять провал. Пожилая дама поворачивается ко мне и просит сходить и переодеться. Я замечаю, что и стюардесса, проверяющая, как уложен багаж, смотрит на меня с омерзением и тревогой.

Я иду в туалет. Переодеваюсь, умываюсь. Еле-еле успеваю до включённого табло «застегнуть ремни».

Самолет взлетает, я разговариваю с Богом. Возможно, это немного по-детски, но мне всегда казалось (и кажется), что на большой высоте, Бог ближе, а значит, с ним проще поговорить, дотянуться до аудиенции.

В тот раз, во время такого разговора, я вспоминал и прокручивал, как сильно я все ухудшил в своей жизни, за последнее время. Я думал и перематывал отдельные моменты, фразы, события. Чувствуя, как внутри все сжимается от горя и стыда. Испытывая отвращение к самому себе. И, конечно, обещая измениться и все исправить.

Все это я делал ровно до того момента, как погасло табло «пристегните ремни», а самолет набрал высоту. В следующую же секунду, как оно погасло, я позвал стюардессу и попросил принести два стакана вина. Дважды повторив, что надо нести не один, а потом второй. А сразу, сразу, сразу… сразу – два! Обязательно два, и обязательно сразу!

В этот самый момент, я понял, что у меня есть большая проблема.

***

Примерно, с четырнадцати лет, мои взаимоотношения со сверстниками, были построены на выпивке. Не только на самом алкоголе. Еще на том, как его купить, где спрятать, как в нужный момент достать и выпить, как продолжить (где взять вторую порцию), как распорядиться своим временем, когда уже почувствовал, что «дало».

Тебе «дало»!? – обычно, спрашивали мы друг друга, подразумевая такую стадию опьянения, когда обычный мир становится необычным, и в этом необычном мире – все происходило по-другому: движения, слова, мысли, поведение людей. Но, признаться первому, что «дало» – было зазорно, можно было получить «слабака».

Почетом не пользовались и те, кому вообще не «давало», они нарушали всю концепцию, к тому же, зря переводили, с трудом добытый, продукт. Признаваться, что «дало» лучше было где-то посередине, между тем, как одна половина компании уже начинала давить рвотный рефлекс, а другая, еще сидела, сдвинув брови домиком, выражая серьезность и непоколебимость.

Мой юношеский алкоголизм был, до предела, примитивным. Как, наверное, у большинства, кто таким образом, попал в водоворот возрастной неуверенности, страха, и острого одиночества перед таким большим, таким незнакомым, таким жестоким, миром. Обострялись и так обостренные инстинкты, возрастала конкуренция, происходила расстановка ролей: кто главный, кто второстепенный. Происходили первые контакты с противоположным полом и первые попытки заработать деньги. Юношеские взлеты и падения… во взрослом возрасте, все эти воспоминания похожи на детские поделки парусников и самолетов. Безусловно трогательные, но ценные только для того, кто их делал.

Но, среди всего этого вороха детско-юношеской беготни, с постоянными обидами на жизнь, было кое-что, что даже сейчас кажется мне важным. Как один из сотни детских рисунков, оказывается не мазней, а по-настоящему, гениальным своей непосредственной красотой.

Эту историю я вам и расскажу, вспомнив своего друга тех лет, Лешу.

Талантливый и веселый парень, программист с четырнадцати лет. Теперь уже бывший программист. Леша был из тех, чья фантазия в сочетании с харизмой, подкупала, сглаживала острые углы, извиняла.

Напиваясь, он не просто злился, жаловался или к кому-то приставал. Леша играл «бывалого». Это так у нас называлось, «играть бывалого». В зависимости от того, в каком настроении мы были, мы изображали (пытались изображать) лихих парней из криминального мира, ветеранов горячих точек или агентов секретных служб.

Под эти роли вытраивалась предыстория, развивался конфликт, за которым следовал артистичный «занавес», бурно отмечаемый, конечно же, потоками того, на что хватало денег.

В один из таких дней, мы играли в спецназовцев. Ну а какие спецназовцы без спецназовских трюков!? К тому же, мы были молоды, и сил на что-то хватало даже у Леши, у которого к тому моменту, алкогольный стаж равнялся пятилетке.

Во время той «спецоперации», все началось с вермута и взаимной демонстрации приемов захвата и устранения дозорного с помощью ножа, а продолжилось в виде перцовой настойки и бега с препятствиями по парку.

Эх, парки конца девяностых… одинокие и хмурые, тем более, в будние дни. Кривые, упавшие на одно «колено», лавочки, грязные дорожки, битые бутылки и повсюду россыпи бычков. В одном из таких полузаброшенных парков, мы и устроили бег с препятствиями, конечно же, не забывая регулярно останавливаться на выпивку.

Но, этого было мало. Чем больше было алкоголя внутри, тем коллизия двух спецназовцев должна была все сильнее закручиваться – в сторону финала. А именно, пьяной капитуляции.