— Здравствуйте, Эдуард Артурович.
— Ну наконец! — Он несколько раз перекрестился и вдруг заплакал. — Ох, грех какой. Грех-то какой!..
— Что стряслось? Что с вами? — Дежкина схватила его за руку и потащила на вахту. — А ну перестаньте реветь! Как баба, прямо. Толком можете объяснить?
— Дежкина! — еще издали раздался торжествующий вопль Патищевой. — Взносы! Платить собираешься?!
Не обращая никакого внимания на монаха, она подскочила к Клавдии и загородила дорогу своим большим туловищем.
— Ну вот, теперь не уйдешь. Давай, плати. — Глаза Патищевой блестели от радости.
Клавдия подошла к ней, подманила к себе пальчиком, склонилась над ее ухом и вдруг со всей силы крикнула:
— Не буду!
С перепугу бедная Патищева отскочила к стенке и сшибла мусорное ведро.
— Пойдемте, брат Симон. — Клавдия Васильевна взяла его под локоть и повела в кабинет.
— Ну, что случилось? — спокойно спросила Клавдия, усадив его в кресло и налив стакан воды.
— Ох, грех какой взял на себя, ох, какой грех. — Монах выпил воду, половину расплескав на пол, и поставил стакан на стол. — Соврал я вам давеча, товарищ следователь. Простите, гражданин… гражданка.
— Госпожа. — Клавдия улыбнулась. — У нас теперь все господа.
— Неправду я вам сказал. Про того мужика с фотографии, что вы мне вчера показывали.
— А я знаю. — Дежкина улыбнулась. — Мне не привыкать. Мы потом у Мамина были, он нам все про тот день рассказал.
— Зато мне привыкать. — Симон немного успокоился. — Как же это у меня так получилось? Взял и соврал.
— Вы из-за этого сюда приехали? — Клавдия села за стол. — Чайку хотите?
— Да, если можно… Конечно, из-за этого. Вы как ушли в пятницу, меня прямо как по голове стукнуло. Как же это я мог сказать неправду? Я же обет давал. Я же монах! Я за вами на станцию бросился, а вас нет. Ну я в электричку прыгнул, и… Не догадался, что вы к Диме Мамину зайдете.
— Ну, мирянам это тоже не очень простительно. — Клавдия поставила перед ним чашку чая и сахарницу. — Так вы что, всю ночь тут под проходной простояли? Вас же арестовать могли.
— Не всю. Часов до двенадцати. А потом в Даниловский ночевать поехал. Там лепота, службу отстоял субботнюю и воскресную, каялся. А сегодня пришел пораньше, чтобы вас не упустить. Я ж не знаю, как вас найти.
— Ну зато мы знаем. Мы бы вас сами нашли.
— Я признаться вам хочу, Клавдия Васильевна. Я этого мужика помню на самом деле. Очень даже хорошо помню. Это Корыто. Как звать не знаю, врать не буду. Он к дяде Гене приходил несколько раз.
— Эдуард Артурович. — Клавдия вынула из стола ящика диктофон и поставила его на стол. — Вы не возражаете, если я буду записывать? Только сразу хочу предупредить, что, если вы согласитесь, эта запись будет фигурировать в деле как улика. Это ваши показания.
— Да, конечно, можете записывать. — Монах пожал плечами.
— Ну тогда можете говорить. — Клавдия нажала кнопку записи.
— А что еще говорить? Я все сказал. — Симон виновато улыбнулся. — А что еще?
— Как, все? — Дежкина от недоумения даже открыла рот. — Что, совсем все?
— Да.
— Ну хорошо, давайте по порядку, — сказала она, взяв себя в руки. — Скажите, а чего вы так испугались? Почему сказали неправду?
— Даже не знаю, как объяснить. — Симон опустил голову. — Я ведь вам говорил, что у меня с Машей Шилкиной было…
— Да, я понимаю.
— Ну вот, как-то — день рождения у кого-то был — она сильно выпила. Ну и Корыто стал за ней ухаживать. Откровенно так ухаживать, нагло. А она хохотала все время, в общем довольно безобразно себя вела. А под вечер вообще ничего уже не соображала. Ну, он ее в охапку и потащил к дяде Гене в сарай. А я ничего сделать не смог.
— Побоялись? — тихо спросила Клавдия.
— Побоялся, — закивал головой Симон, глядя себе под ноги. — И еще ведь себе не хотел в этом признаться. Он там ее в сарае… А я сидел с остальными, водку пил, шашлык ел, анекдоты рассказывал. Потом он вышел и остальным предложил воспользоваться. Ну тут Жорик вскочил и побежал. А я еще пошутил, что, дескать, надкушенное яблоко не ем. Ох, до сих пор вспоминать противно… Поэтому и соврал. — Он вдруг поднял голову и посмотрел Клавдии в глаза. — Не знаю, поймете или нет.
— Понимаю. Ну раз уж вы здесь, я хочу вас просить поподробнее рассказать, что в тот день было. С самого начала и до самого конца.
— Ну, что было… — Он пожал плечами. — Похороны были утром. Ну, не утром, а скорее ближе к полудню.
— Кто обслуживал?
— Мы. Я и дядя Гена. Мы стояли, надгробные речи слушали, а Мамин с Машкой шашлыки жарили. Как родственники с похорон ушли, мы сразу к столу. Даже могилу закапывать не стали.
— А вот с этого момента попрошу поподробнее, — сказала Дежкина. — Ну, по крайней мере, насколько это возможно через двадцать лет.
— Да ничего особенного и не было. Начали выпивать вчетвером. Потом Корыто пришел с этим, с Жориком. Они всегда вдвоем ходили. Ну, как узнали, что пьянка, Жорик сбегал, купил еще. Потом сидели, пили, болтали.
— О чем говорили, не помните?
— Откуда? — Симон улыбнулся. — Я вообще пивец был не стойкий.
— Да, вы больше по другой части были, — улыбнулась Клавдия. — И тем не менее. Мне интересно, о чем Корыто говорил.
— Да о каком-то дружке своем. Друг у них с Геной общий откуда-то вернулся. Потом еще про рыбалку что-то, а потом я уже смутно помню. Тогда Корыто как раз Машу и потащил в сарай. Ну, я и решил напиться.
