За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге - [4]
Горестные размышления завели бы, пожалуй, далеко, но их прервали. Почти под ухом рявкнул вдруг сигнал, и к воротам мастерской подкатил на машине отец. Навстречу ему с разводным ключом в руках выглянул чумазый дядька:
— Ура, хлопцы! Степан запчасти привез. Живем!
Пошли всякие расспросы. Петьке стало неинтересно, и он, сбрызнув у колонки ягоды водой, нехотя полез в машину…
В районном селе они пробыли до обеда. Пока отец улаживал всякие дела с рабочими мастерской, ездил по магазинам да складам, получая стеклянные банки и соль, Петька с грустью думал о будущей жизни в лагере.
Когда настало время отправляться дальше, сел в кузов.
— Обижаешься, значит? — догадался отец. — Ну что же, посиди на верхотуре. Может, спесь-то ветерком и повыдует.
Это было против всяких расчетов. Но что попишешь?
У самого выезда из села, возле памятника со звездой, на машину попросились какая-то старуха и две девчонки.
— Молодежь — в кузов, а вы, мамаша, со мной, — распорядился отец.
Но бабка отказалась.
— И-и, родимый! Спасибо тебе на добром слове, да я уж лучше с внучкой. В кабине-то от бензину, поди, угарно, а тут свежо, славно!
Перебросив через борт сумку, она начала карабкаться на колесо. За ней, будто сорока на забор, взлетела наверх меньшая девчонка. Сначала они укладывали багаж, осматривались. Потом девчонка повернулась и исподтишка показала Петьке язык. Он хотел ответить ей тем же, но не успел.
— А куда же вы, внучек, едете? До Мартьяновки-то нас довезете? — спросила старуха.
— Наверно, довезем, — не очень охотно откликнулся Петька. — Мы в самую тайгу поедом — в Кедровку.
— В Кедровку? — обрадовалась бабка. — Да это ж, почитай, до самого нашего дома. Вот как славно! Ты наше-то село видал?
— А что там смотреть! — хмыкнул Петька. — Такая уж интересная эта Кедровка, что ли?
Бабка поджала губы, затянула концы платка у подбородка потуже.
— Да ты, милок, чай и не рад, что едешь туда, а? Или не бывал в деревне-то?
Петька признался, что ни бывал, а заодно рассказал про мать и про лагерь.
Старуха сокрушенно вздохнула.
— Что ж, беде твоей радоваться грех. А на деревню ты, внучек, все ж не серчай. Она, деревня-то, теперь знаешь какая? Не то, что в старину. И школы есть, и электричество, и машины.
С минуту помолчали. Бабка достала из сумки всем по прянику, потом показала на мешки и ящики, лежавшие в кузове:
— Ты возьми вот хоть эта — посуду да соль. Думаешь, куда их везете? В Мартьяновку. В таежную деревню? А знаешь, что в той деревне? Завод!
Петька недоверчиво покосился на старуху. Про заводы, которые строят в тайге, он, конечно, слышал. Но те заводы были далеко — где-то у Байкала, в Сибири или на берегах Амура. Про них чуть не каждый день писали в газетах, печатали фотографии. На иной снимок посмотри — даже дух захватывает: домищи с гору, тракторы да самосвалы будто железные мамонты. А люди работают тоже особенные не просто желающие, а которые по комсомольским путевкам приехали.
Старуха пела свое дальше.
— И не в одной Мартьяновке. В том же районе вон, откуда едем, видал совхозные мастерские? Потом кирпичный завод, лесопилку, мельницу? Нашей-то матушке Кедровке до этих сел, понятно, далековато. Мала. Да ведь и она тоже не захребетница. Своим трудом живет. Таких деревень, ежели тебе сказать, внучек, может, во всей России не больше как пять либо шесть. И все тут, у нас, в Приморье.
— Ну-у… А что ж это за деревни? Что вы в них делаете?
— Делаем, дорогой, всякое. А кормит нас, не соврать тебе, божья муха.
— Муха? Какая же это муха? С гуся, наверно?
— Да нет. Самая натуральная — с лапками, хоботком да крыльями. И по комплекции обыкновенная. У меня, вишь, и ботинки, и кофта эта, — бабка показала на вязаную фуфайку, — и пряник, который тебе дала, — все от этой мухи.
В ответ на такое разъяснение можно было только рассмеяться. Но старуха, посмеявшись вместе с Петькой, сказала, что мухи, которых разводят в Кедровке, вовсе не мухи, а пчелы. В деревушке живет, оказывается, больше трехсот человек. И всех их кормят пчелы. Да и только ли их? Мед увозят из деревни и во Владивосток, и в Хабаровск, и даже в Москву.
О необычной переправе, огурцах для Чукотки и сюрпризе, в котором никто не нуждался
Разговорившись, Петька постепенно забыл о своих огорчениях.
Теперь они ехали по мягкой полевой дороге. С обеих сторон ее то там, то здесь мелькали рощицы, зеленые гривы. Скоро они слились вместе, и пошел молодой лес. То ли после недавно пылавшего дождя, то ли по другой причине сильно пахло полынью и ромашкой, лицо приятно холодил ветерок.
Машина подошла к речке. Судя по всему, раньше здесь был мост. Теперь же от него остались только сваи да несколько повисших на скобах бревен. Все остальное унесло наводнением.
— Веселая картинка! — почесал отец за ухом. — Где же тут трактор, про который мне говорили?
Никто не ответил, но ехавшая в кабине девчонка подошла к обрыву и стала прислушиваться. Она была высокая, стройная, с длинной косой и темной родинкой на щеке.
— Слышите? — сказала наконец она. — Кажется, переправляются. Вон том.
И правда, трактор ворочался и рычал в воде где-то справа. Вынырнув из-за кустов, он некоторое время полз вдоль противоположного берега, потом повернул и пошел поперек реки. За ним на канате, словно бычок на веревочке, тащился заляпанный глиной грузовик. Таким же порядком, на буксире, переправили и отцову машину.
