За семью печатями - [85]

Трудность увеличивалась тем, что большинство анатомов XIX, да и XX века в лучшем случае просто не занимались вопросом о закономерных соотношениях между черепом и тканями лица; некоторые из них прямо и сердито отрицали самую возможность таких соотношений. Понадобилась громадная, кропотливейшая работа, чтобы опровергнуть эту безнадежную точку зрения. Потребовалось собрать, систематизировать и изучить тысячи различных наблюдений и измерений, проанализировать их, свести в четкие таблицы правил. Только после этого стало возможным утверждать: вот эта особенность строения черепных костей неизменно сопутствует лбу с толстым слоем кожи, изборожденной морщинами, а та — лбу, обтянутому и костлявому. У вздернутого носа — одно костное основание, а у орлиного — совсем другое. Но и этого было мало: между размерами костей черепа, их формой, свойствами самой их поверхности, с одной стороны, и видом, формой, величиной щек, носа, губ, подбородка, ушей, с другой, надо было найти постоянные, во всех случаях одинаковые математические численные взаимоотношения. Вздернутый нос? Да существуют сотни различных вздернутых носов! Неужто каждый из них определяется своей формой черепа?

Пока все это оставалось нерешенным, любая попытка воспроизвести облик человека по его черепу могла быть только делом фантазии и случая. Речь могла идти только об отдельных удачах. Можно, пожалуй, представить себе талантливого скульптора, который вылепит портрет Пушкина по описаниям современников и «попадет в цель — бюст окажется похожим. Но научная ценность такой работы равна нулю. Точно такого же отзыва заслуживают почти все известные нам попытки дать по костям и черепам реконструкцию облика людей древности, предпринятые наудачу в XIX веке.

Допустим, однако, что все основные связи и соотношения найдены. Тогда остается главное — найти практический способ такого построения лица, при котором получалась бы точная копия жившего некогда человека. И что же? Неужели эта задача выполнена? Неужели найден метод восстановления лиц по черепу?

Мы могли бы попробовать доказать, что это так, начав с начала и следуя за М.М. Герасимовым, так сказать, «след в след» от одного достижения к другому, поднимаясь со ступени на ступень в построении его метода. Но нам кажется более соблазнительным другой путь: посмотрим сначала на результаты, а затем уже, если понадобится, вернемся вспять, чтобы увидеть, как они достигнуты.

Начнем с предупреждения: результаты получены в двух весьма далеких друг от друга областях — в археологии и в розыскном деле. Цели людей, работающих там и тут, совершенно различны, но нужно им, как это ни странно, почти одно и то же. При этом и ученые-археологи и криминалисты-практики совсем не склонны кому бы то ни было, в том числе и М. Герасимову, верить на слово. Пойдем же вслед за ними и сначала в архивах угрозыска, затем в археологических институтах и музеях постараемся отыскать те особые случаи, когда работа по восстановлению лица допускала контроль, прямую и наглядную проверку фактом. Именно об этих случаях мы и намерены рассказать здесь, хотя, возможно, с точки зрения археологии, отнюдь не они являются самыми важными.

1940 год. Кафедра судебной медицины одного из московских вузов ставит интереснейший опыт.

В анатомическом театре института ведутся занятия на трупах, получаемых из городского морга. Чаще всего это тела людей, погибших при невыясненных обстоятельствах и никем не опознанных: покойники, имеющие близких, редко попадают в морг, их обычно хоронят родные. Именно поэтому угрозыск фотографирует трупы перед тем, как они пойдут под нож анатома: кто поручится, что в будущем в связи с ними не начнется какое-нибудь расследование? Точно так же и морг составляет на каждое тело особый протокол.

Анатомическая работа, как правило, уничтожает труп: он разрезается на части. Но в одном случае дело поставили иначе. Двенадцать черепов сохранили в целости и отправили в Ленинград. М. Герасимову было предложено попытаться восстановить прижизненный облик этих неведомых умерших, которых он никогда не видал. Что же до относящихся к ним фотографий и протоколов, то их оставили в Москве: нужно было испытать метод ученого именно в таких, особо сложных условиях.

Работа была выполнена. На трех конференциях антрополог-скульптор продемонстрировал созданные им изображения, и во всех двенадцати случаях судьям пришлось признать — это те самые лица! Даже то, что фотографировались в свое время не живые, а уже умершие люди, не помешало проявлению сходства: хотя, конечно, смерть и разложение быстро меняют черты человека, а М. Герасимов стремился воссоздать прижизненный, а не посмертный облик. Не имея никакого представления о том, что за череп у него в руках, ученый создал портрет китайца по черепу китайца, портрет женщины по черепу женщины. Разве этого не было достаточно, чтобы признать его метод весьма интересным? Неудивительно, что этнографы, и антропологи, и представители археологии отнеслись к работам Герасимова с пристальным вниманием.

В те годы ученый работал в ИИМКе, ленинградском Институте истории материальной культуры. Казалось бы, что общего между интересами историков и криминалистов или, тем более, следственных органов? Но когда в августе 1940 года в Сталинграде, в пригородной степи был обнаружен разрозненный скелет неизвестной женщины и следователь, ведущий дело, обратился к Герасимову с просьбой изготовить по черепу предполагаемый скульптурный портрет убитой, археологический институт принял в этом самое горячее участие.