За секунду до взрыва - [93]

— А почему у него такой странный внешний вид? — спросил Дэггет.

— Я тебе другое скажу, Мичиган: такой тип, как Бернард, не стал бы мастерить весьма сложный детонатор без серьезных на то причин. Вот теперь ответь, что это за причины.

— Ну, наверное, чтобы гарантировать, что самолет поднимется в воздух прежде, чем произойдет взрыв.

Мичем покачал головой.

— Это можно было бы сделать гораздо проще: с одним только часовым механизмом. Нет, здесь другое. Вот смотри. — Он взял в руки лампочку, в которой перемещалась капля ртути. Наклонил ее так, что ртуть оказалась в той части лампы, где не было электродов. — Вот, сейчас она в положении «выключено»; контакта нет, детонатор как бы отключен. Во время взлета нос поднимается вверх, лампа меняет положение, ртуть перемещается на другой конец. Вот так. — Он наклонил свою лампочку в другую сторону. — Лампа раскаляется. Теперь ток пошел от батареи к часовому механизму. Открылись сразу два прохода, первый и второй, часовой механизм заработал. Но! Вот здесь-то и зарыта собака. Смотри. — Он вернул лампу в прежнее положение, ртуть откатилась обратно. — Как только самолет выравнивается в воздухе, ртутный переключатель отключает детонатор! В таком положении это чертово устройство не срабатывает.

— Значит, ты их не так расположил. Не в том порядке, — задумчиво проговорил Дэггет.

— А никакого другого порядка просто не существует, Мичиган. По крайней мере такого, который согласовался бы с тем, что нам уже известно о шестьдесят четвертом. Не состыкуется. Самолет взорвался позже, чем следовало бы по этой логике. — Он помолчал. — Но по крайней мере нам ясно одно: этот детонатор должен был прийти в действие через определенное время после взлета, когда самолет еще не набрал высоту. У меня другого объяснения нет. А вот теперь ты мне скажи: какой во всем этом смысл?

Дэггету вспомнился разговор с доктором Барнесом из «Данинга». Там на тренажере Корт вместе с Вардом провел больше десятка экспериментов, пробуя разное время между взлетом и потерей управления. Они с Барнесом задавали себе тот же вопрос: какой в этом смысл?

— Какой в этом смысл? — снова повторил Мичем. — И кроме того, никаких доказательств взрывного устройства на борту. Куда они все подевались?

— Ты сказал… что этот мини-детонатор раскаляется? Что ты имел в виду? Способен ли он раскалиться настолько, чтобы вызвать пожар?

Лицо Мичема внезапно осветилось.

— Может ли он вызвать пожар?! Шутишь, приятель?! Ты еще спроси, есть ли у слона уши. Да он раскаляется так, что в момент расплавит любой металл.

Наконец-то! — подумал Дэггет. Наконец-то он понял, в чем смысл экспериментов на тренажере. Все! Теперь ему есть что сказать Мамфорду.

Он подошел к Мичему, взял его голову в свои руки и поцеловал прямо в губы.

— Да ты что, совсем сбрендил, твою мать! — заорал Мичем, обтирая губы.

Вне себя от радости Дэггет сгреб бумаги со стола вместе с папкой.

— Если я тебя очень попрошу, ты повторишь все это для Мамфорда?

— Повторю-повторю. Только обещай — никаких поцелуйчиков.

— Обещаю!

Глава двадцать вторая

Они поднялись в спальню. Он объяснил это тем, что ищет дом с мебелью и хотел бы еще раз посмотреть обстановку спальни: у него были какие-то претензии. Но Кэри прекрасно знала, что это только предлог. Уже в машине, когда они ехали сюда, атмосфера была накалена до предела, пропитана удовлетворенностью настолько, что за всю дорогу они не произнесли ни слова. Кэри с трудом поднялась по лестнице — ноги отказывались повиноваться.

Карл открыл окно, впустил утренний воздух, повеяло свежим морским ветерком. Вдали слышалось заливистое пение птиц. В полном молчании он подвел ее к кровати. Медленно провел рукой по волосам, остановился. Кэри прикрыла глаза.

— Как чудесно! — прошептала она.

Он поцеловал ее. Она ответила.

Он подхватил ее под колени, приподнял и опустил на кровать, бережно, как драгоценность. Расстегнул на ней блузку, потом свою рубашку и прижался к ней всем телом. Слезы полились у нее из глаз.

— Мне уйти? — спросил он едва слышно.

Она лишь покачала головой.

Очень медленно, не торопясь, он стал раздевать ее. Потом сбросил на пол свою одежду. И сел рядом.

Нежно-нежно стал изучать пальцами каждый сантиметр, каждый миллиметр ее тела; пальцы его были, как крылья легчайшей птицы. И за окном слышалось пение птиц. Легкий ветерок шевелил занавески.

Он продолжал свои легкие прикосновения, которые сводили ее с ума. Ей было немного страшно, и это ее еще больше распаляло. Вскоре она уже вся пылала. И просила его войти в нее. Он не обращал внимания. Он никуда не торопился. По-видимому, совсем не собирался покончить с этим как можно быстрее. Этот незнакомец, казалось, решил дать ей все, что только можно было придумать, все возможные ощущения, какие только она могла испытать. И продлить каждое до предела. Он пробовал в ней каждую клеточку, которая могла бы откликнуться на его прикосновения. Дважды она умоляла его войти, и оба раза он отвечал хриплым «нет», и оба раза она кончала без него.

Она была в его власти. Она с радостью подчинялась ему, и в этом тоже было наслаждение, которого она никогда раньше не испытывала. Она отдала ему всю себя: свою кожу, свои нервы, свои самые интимные ощущения. Этот искушенный человек овладел всем ее существом и каждой его мельчайшей частичкой. Он играл с ней, он с ней заигрывал, губами и пальцами он рисовал на ее теле причудливые узоры. Он без конца целовал ее там, до тех пор, пока она не потеряла всякое представление обо всем, кроме своих ощущений. Он вел губами по ее телу снизу доверху, до самой груди, и обратно. Не было предела, не было конца его выдержке, его терпению. Он доводил ее до умопомрачения, он подводил ее к самому краю, только для того, чтобы в следующий момент, когда, казалось, она достигала предела, отступить и начать все сначала.