За Родину - [16]

– Товарищ Боровиков, с тобой что-то неладно. В чем дело?

Пограничник тяжело вздохнул, глаза его заискрились слезинками.

– В самом деле неладно, товарищ Коробицын, большой проступок у меня сегодня, стыдно начальнику докладывать. – И потупя взор, досказал:

– Нарушитель пытался перейти границу и ушел почти из-под носа. На лыжах был и, как чорт, пронесся.

– Куда?

– Да туда, к себе за Хойку. Вон с того бугра прыгнул на лыжах, будто в пропасть. Ну, думаю, загнал его, сломит голову. А он как махнул сверху через кусты – и след простыл. Вот сволочь, видать, оптик бывалый… Ну, что ж, вдогонку на финскую сторону стрелять не будешь. Так и ушел.

Боровиков, опечаленный неудачей, возвратился на заставу.

Андрей ходил по участку, разглядывая лыжные следы нарушителя.

«Ну, разве вброд по снегу можно угнаться за лыжником – подумал Андрей. – А ведь, действительно, прыткий был: и в кустах, и меж деревьев, и с бугра через пропасть – всё ему нипочем. Жаль, что такой в наши руки не попал»…

Нарушитель, бежавший от преследования пограничника Боровикова, вторично в тот день переходить границу не посмел.

* * *

С той поры Андрей настойчиво стал заниматься лыжным спортом: ходил туда, где было больше препятствий, спускался в глубокие овраги, поднимался на бугры, прыгал, перевёртывался на бок, отряхивался и снова продолжал заниматься.

Весна на границе пришла гораздо быстрее нежели в Куракине. Снег на полях и на прогалинах между лесных чащ сошел быстро. Обнажилась сырая глинистая почва. Овраги переполнились водой. Шумели ручьи незаметные в обычное летнее время. Стаи перелетных птиц, не разбирая границ, летели на север. Начальник заставы и политрук, обходя дозоры, каждое утро приносили на заставу свежую дичь. А потом, когда стали дни теплее, начались испарения, и густые туманы покрывали местность.

Еще большую напряженность приносила в том году весна на границу. Советская власть существовала десятый год; правительства капиталистических стран и подонки белой эмиграции стремились как можно больше засылать в Советский Союз шпионов и диверсантов. От пограничников требовались бдительность и готовность первыми принять на себя удар, если враг попытается напасть. И бойцы-пограничники – вологодские, архангельские, калужские, сибиряки, украинцы, бойцы из различных областей многонациональной страны Советов, коммунисты, комсомольцы и беспартийные – готовы были дать отпор любому врагу.

Страна Советов шла по Ленинско-Сталинскому пути. Пользуясь мирной передышкой, советский народ строил социализм и крепил свою мощь на страх внешним и внутренним врагам.

Андрей редко переписывался с родными, а Тане Малыгиной написал за год всего лишь два письма. Каждый раз как он брался за письмо, говорил товарищам:

– Смотрю я на вас и дивом дивлюсь: пишете и пишете, кто домой отцу-матери, кто женке, кто тёще, откуда у вас и слова для писем берутся?..

Читать он любил газеты. Чуть свободное время, он уже сидит в Ленинском уголке и читает газету от заголовка до подписи редактора.

Однажды Боровиков спросил его:

– Зачем ты, Коробицын, читаешь все подряд?

– А как же иначе, боюсь, чтобы самое главное мимо глаз не прошло.

Политрук тоже беседовал с ним, спрашивал, что больше его интересует в газетах.

– Конечно, про Чемберлена, Макдональда, про Китай, одним словом, всё интересует.

Политрук помогал ему выбирать в газете наиболее интересные места. Обычно после чтения Андрей подходил к карте и разыскивал города и страны, про которые читал сегодня в газете.

На любых занятиях Андрей всегда был одним из самых прилежных пограничников. Зато если вздумает написать домой письмо, так тянет это с полмесяца, а то и больше. Возьмёт бумагу, карандаш, вздохнет всей грудью и скажет:

– Ну, кажись, легче две полосы вспахать, нежели одно письмо написать… – И начинал туго и неподатливо. В начале письма – поклоны родным и близким соседям, затем письмо откладывалось в тумбочку на несколько дней.

Андрей уходил в свой черёд на участок заставы. Там прислушивался к каждому шороху, из-за прикрытия наблюдал за тем, что происходит по соседству, за линией границы. Возвратившись на заставу, крепко закусывал, отдыхал, а после отдыха скупо дополнял начатое письмо:

«Дорогая мама Степанида Семеновна и брат Александр. Сегодня я стерег нашу границу и видел, как на финской стороне финский мужик не то жену, не то работницу лупил по спине вожжами. Бедная плакала, что есть силы. А я глядел из кустов, так и хотелось крикнуть тому мужику: „Перестань, сволочь!“ – да пришлось смолчать»…

Андрей на этом остановился. Он хотел писать дальше, но решил сначала посоветоваться с политруком, а потом уже продолжать. И опять письмо спрятано в тумбочку.

То, что Андрей хотел продолжить в письме, обстояло так.

В то время когда финн избивал у самой границы женщину, чтобы отвлечь внимание пограничника, неподалеку, в стороне, на том же участке, между деревьями в густых зарослях ивняка пробиралась к нашей границе старушка-проводница, а за ней неподалеку крался шпион. Старушка должна была предупредить шпиона, если только обнаружит она впереди себя пограничный пост. Андрей понял уловку врага: финн истязал женщину, но может быть это подстроено с целью… И Андрей не ошибся. Он тихо стал пробираться по тропе. И вдруг перед ним ахнула старушка. В руках у нее прозвенел колокольчик, маленький, на кожаном ремне. Старушка стояла по ту сторону границы не больше как в десяти шагах от Андрея, жалобно глядела на него и по-русски говорила: