За растениями по горам Средней Азии - [56]

Гималайские гости

А другую загадку, кажется, разгадали. В 1928 году здесь работала крупная экспедиция под руководством академика Н. П. Горбунова. Ботаник экспедиции Л. Ланина собирала гербарий. Когда в Ленинграде стали этот гербарий разбирать, обнаружили в нем странное растение. Листья у него были кожистые, глянцевые, немного похожие на листья известного всем фикуса, только несколько меньше и с острыми шипиками по краю. Обычно растения с такими листьями живут в Средиземноморье, где зимой очень влажно, а лето теплое и сухое. На Памире же и зимой сухо. Да и холода здесь не средиземноморские. Поэтому найденное Ланиной растение как-то уж очень дисгармонировало с окружающей современной обстановкой Западного Памира. Оно относилось к роду «бадан». Вид же оказался новым. И хотя цветков Ланина не нашла, вид по листьям был описан и получил имя прославленного начальника экспедиции. Во флоре Советского Союза появился бадан Горбунова. Потом это растение мы нашли на скалах Рушанского хребта, уже с цветками и плодами. Описание дополнили. Никакой загадки пока не было.

Только одно обстоятельство наводило на размышления: ближайший родственник этого бадана благополучно и давно — с третичного времени — проживает в Гималаях, в добрых двух тысячах километров отсюда, во влажном муссонном климате.

С дальнейшими находками появились и новые причины для размышлений. В 1955 году мы с А. В. Гурским нашли бадан Горбунова на Бартанге, в одном из ущелий, на мокрых скалах. Когда я показал это растение геологам, один из них сказал, что видел такое же в другом ущелье. Проверили. Там бадан тоже рос на мокрых скалах. В 1950 году ботаник В. В. Письяукова на южных склонах Гиссарского хребта нашла другое растение, из осоковых, — схеноксифиум. Его ближайший родственник тоже живет в Гималаях. Четыре года спустя тот же вид я нашел на Язгулеме, еще через год — на Бартанге и в долине Ванча. Через несколько лет схеноксифиум нашли в Дарвазе. А потом еще раз на Памире.

Возле того места, где был найден бартангский экземпляр бадана Горбунова, мы тогда же собрали в гербарий все виды, оказавшиеся по соседству и попавшие в поле нашего зрения. Когда этот гербарий в Душанбе стали обрабатывать, обнаружили среди собранных растений один папоротник, который никак не удавалось определить; в коллекциях, собранных и хранящихся в Таджикистане, такого папоротника еще не было. В Ленинграде выяснили, что этот папоротник называется криптограммой и что точно такой же вид живет в Гималаях. На карте появлялись все новые точки местонахождений гималайских растений.

И всюду эти растения жили в затененных местах на влажных скалах или возле родников, причем всегда в ущельях, повернутых к влажным ветрам.

А потом стало и совсем интересно: когда я сравнил высоты, на которых нашли бадан Горбунова и криптограмму, оказалось, что все находки сделаны на высотах от 2850 до 3200 метров, то есть в узком, 350-метровом, высотном диапазоне. Сравнил высоты мест, где был найден схеноксифиум. Оказалось два ряда высот: на Памире — от 2550 до 2850 метров, а в Дарвазе и в Гиссарском хребте — от 2270 до 2300 метров. На Памире, следовательно, схеноксифиум обитал в 300-метровом высотном диапазоне, а в Гиссаро-Дарвазе — почти на одной высоте, причем почти на полкилометра ниже, чем на Памире. Это уже была загадка. Даже две загадки.

Одна заключалась в удивительном и труднообъяснимом сходстве абсолютных высот тех мест, в которых гималайские виды и их ближайшие родственники были на Памире найдены. Другая загадка — это разница между высотами памирских и гиссаро-дарвазских мест нахождения гималайских (или родственных им) растений. Ведь все эти растения редкие, живут на мокрых местах и уйти с этих мест не могут, поскольку вокруг сухо. Но мокрые участки скал и родники есть на всех высотах, а гималайцы сидят в узком высотном диапазоне и за его пределы не выходят. К тому же на Памире гималайцы живут на 300–500 метров выше, чем в соседнем Гиссаро-Дарвазе. Из всего этого ясно было только одно: все эти гималайцы — реликты, которые сохранились здесь с тех времен, когда климат был влажнее, и сохранились только во влажных убежищах. Но высоты?..

На помощь пришли геофизики и геологи-тектонисты. Они занимались своими делами, и наши гималайцы были им безразличны. Но разгадку принесли именно геологи. Было установлено, что Памир и Гиссаро-Дарваз поднимались с разной скоростью: сначала Гиссаро-Дарваз обгонял Памир в росте, а потом Памир стал подниматься такими темпами, что перерос хребты Гиссаро-Дарваза, и продолжает обгонять их в темпах роста и по сей день.

Теперь все, кажется, прояснилось. Около двух миллионов лет назад азиатские горы были на 2–2,5 километра ниже современных, а климат в них был более теплым и влажным, вроде того, что сейчас в Средиземноморье. Влаголюбивая флора этих гор свободно перемещалась с одного хребта на другой; на пути растений не было таких препятствий, как пустынные сухие долины (климат-то был влажным) или ледяные гребни хребтов (теплее было, да и горы были ниже). Бадан, схеноксифиум и криптограмма «добрались» из Гималаев до гор Памиро-Алая и заняли подходящие для себя высоты — и на Памире, и в соседних горах одинаковые. А горы поднялись. Стало холоднее. Поползли вниз ледники. Пришлые гималайцы вымерли. И только незначительная часть их выжила в узких ущельях. Потом ледники отступили, стало сухо, и уцелевшие гималайцы уже (не могли выйти из своих влажных убежищ, остались в них и продолжали подниматься вместе с горами. Поэтому все памирские убежища с гималайскими растениями оказались почти на одной высоте. А поскольку Памир поднимался быстрее, чем горы Гиссаро-Дарваза, то высота памирских убежищ оказалась большей, чем высота убежищ в хребтах Гиссаро-Дарваза, отставших от Памира по темпу поднятий.