За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии - [60]
Аналогичным образом женщина из города Стерлитамака в конце 1840‐х гг. обратилась к муфтию Сулейманову с просьбой о расследовании дела ее мужа, который, по словам заявительницы, подвергал ее «разным обидам, [и] побоям» и отказался платить остаток обещанного ей калыма. В феврале 1849 г. Сулейманов приказал местному ахунду «произвесть на основании магометанского закона между просительницы и мужа ея при избранных самими ими с обеих сторон медиятерах (посредниках) справедливое на татарском диалекте разбирательство». Он предписал судье «склонить их к примирению и добровольной сделке» и довести до их сведения, «что дальнейшая тяжба не принесет им ни малейшей пользы, а только вовлечет в невозвратные убытки»[259].
Само количество прошений о разводе, поданных мусульманами в адрес властей в Уфе и Санкт-Петербурге, говорит о том, что процедура апелляции позволила многим женщинам положить конец несчастливым бракам или как минимум пересмотреть их условия. Даже безрезультатные апелляции могли привлечь третью сторону как посредника в конфликте. Более того, переговоры при посредничестве третьей стороны зачастую приводили к разводу «хуль», когда жена платила мужу компенсацию (или отказывалась от претензий на обещанные ей выплаты).
Чаще мусульман в Российской империи разводились только евреи. В 1857 г. ОМДС зарегистрировало 27 275 браков и 3483 развода, то есть 127 разводов на 1000 браков[260]. В 1866 г. в Уфимской губернии состоялся 1581 развод, из них в 268 случаях муж отказывался от жены (талак), а в 1313 случаях супруги приходили к некоему соглашению (хуль)[261]. В одном таком случае, имевшем место в городе Троицке Оренбургской губернии в 1854 г., одна казашка обратилась к муфтию Сулейманову с просьбой рассудить ее спор с мужем, который подвергал ее «разным обидам». Сулейманов приказал городскому имаму рассмотреть дело «на основании магометанских правил [и] произвесть между супругами при избранных сами ими медиатерах разбирательство стараясь при том склонить их к примирению и добровольной сделке». Имам в ответ написал в ОМДС, что муж согласен развестись с женой в обмен на пять лошадей[262].
Многие женщины успешно апеллировали к исламскому духовенству, требуя вразумить жестоких мужей, защитить свою честь или начать процедуру развода. Но некоторые аспекты государственного права иногда осложняли эти попытки, хотя в конце XIX в. имперские власти уже больше знали о дискуссиях вокруг прав мусульманских женщин. В 1888 г. жительница города Каргалы в Оренбургском уезде по имени Бибилатифа Темирнеева просила ОМДС «расторгнуть» ее брак с человеком, которого местная община и уездный суд обвинили в конокрадстве и сослали в Сибирь. Она жаловалась на «жестокое обращение» со стороны мужа и просила дать ей разрешение «вступить в новый брак, с кем она пожелает». Но поскольку мужа не лишили гражданского статуса, ОМДС постановило, что «брак ее с ним расторгнуть нельзя», хотя женщину не обязали поехать с мужем в ссылку[263].
Миряне, и мужчины и женщины, использовали эти новые государственные ресурсы, разработанные для организации мусульманской семьи, чтобы дисциплинировать мусульманских клириков. В голицынских и затем сулеймановских инструкциях ясно указывалось, что нарушение установленных в Санкт-Петербурге и Уфе правил брака и развода может стоить имаму его должности и подвести под уголовное преследование. С учетом серьезности таких правонарушений, как соучастие в умыкании невесты или бракосочетание несовершеннолетних и других неправоспособных мусульман, обвинение муллы в нарушении этих директив стало еще одним мощным оружием в руках людей, стремившихся сместить своих соперников. По-видимому, мусульмане наиболее нетерпимо относились к тем имамам и муллам, которые сочетали браком беременных женщин или покрывали внебрачные роды. В 1849 г. в Тобольской губернии доносчик обвинил имама Якуба Кулиаметева в сочетании браком беременной женщины. В другом случае в Вятской губернии крестьянин обвинил муллу в том, что тот провел брачные обряды для беременной женщины и затем записал ребенка, родившегося через три месяца, как «законнорожденного»[264].
Общины мечетей также избирательно доносили на своих имамов в связи с бракосочетанием мусульман, не достигших минимального брачного возраста (восемнадцать лет для жениха, шестнадцать для невесты), установленного в 1841 г. В течение всего XIX в. ОМДС получало донесения о том, что имамы и родственники все еще устраивают браки между несовершеннолетними детьми[265]. Как и в христианских и еврейских общинах, многие мусульмане отрицали минимальный возраст, установленный царской бюрократией; и как и в этих других группах, находились сочувствующие клирики, готовые подвергнуть себя риску доноса и уголовного преследования за совершение церемонии.
Родительская власть также вызывала споры. Родители полагали, что шариат дал им определенные права, подтвержденные исламскими учеными, которые участвовали в создании голицынского проекта 1820‐х гг. и имперского законодательства 1834 г., и обращались в исламские суды и ОМДС, чтобы дисциплинировать детей. Дети в свою очередь прошениями добивались права самим выбирать брачных партнеров – эта позиция иногда опиралась на инструкции муфтия Сулейманова, согласно которым требовалось только согласие невесты. В 1843 г. Зулейха Ахтямова из деревни Сибаево написала в ОМДС, протестуя против «самое гибельное положение» из‐за брачного сговора между ней и мусульманским чиновником Ядмиром Чурамановым. В 1857 г. Марьям Зубаирова также искала защиты ОМДС от своего отца и выбранного им жениха; она даже ездила в Уфу со своим собственным избранником Салимгареем Ибрагимовым и предстала перед членами ОМДС. В обоих случаях исламская иерархия аннулировала волю родителей и поддержала право этих женщин выйти замуж по своему выбору. ОМДС также поддержало казашку из-под города Петропавловска, обратившуюся в 1849 г. с жалобой на то, что, хотя она заключила брачный контракт со своим женихом, отец собирался выдать ее за другого мужчину. Женщина из башкирской деревни в Уфимском уезде по имени Гайнифура Сулейманова попросила ОМДС повлиять на муллу, который отказался сочетать ее браком с «избранным женихом Зиатдином Шарафутдиновым». Сулеймановой удалось убедить муллу совершить бракосочетание вопреки воле отца. Последний лично прибыл в Уфу и выразил в ОМДС протест в отношении муллы, который совершил бракосочетание против отцовской воли и, с его точки зрения, «вопреки шариату и закону»
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.