За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии - [47]
Оно постановило, что учреждением, ответственным за расследование по аналогичным запросам, должно быть ОМДС.
В ходе расследования, проводившегося ОМДС, мулла по имени Нигаметулла Абдрахимов – тот, кого обвинили в руководстве нелегальными общинными молитвами в частном доме – подал опровержение абдусалимовского «доноса». Согласно объяснению Абдрахимова, оказалось, что он все же был указным муллой из одного села в Касимовском уезде Пензенской губернии, но при этом не руководил молитвами других людей в доме торговца, «зная закон, строго воспрещающий таковые дела». Он и другие несколько раз собирались там по вечерам во время Рамадана послушать, как читает Коран один приезжий бухарец, выучивший священный текст наизусть (и заслуживший этим титул хафиз). Тот факт, что Абдрахимов защищал себя и других слушателей чтений, всплыл из‐за открытия того, что генерал-губернатор сместил ахунда с должности за нарушения, по-видимому, не связанные с его недавними обвинениями: оренбургский полицмейстер ссылался в рапорте на «нетрезвую жизнь и бурные поступки» Абдулсалимова. В другом прошении от торговцев, присутствовавших на чтениях Корана, упоминалось, что Абдулсалимов никогда не приглашал их посетить молебны за царскую семью. Более того, они обвиняли самого Абдулсалимова в том, что он редко руководил пятью ежедневными молитвами и сам молился, «поручая это другим лицом недостойным сего звания». Эти члены общины Соборной мечети также указывали на то, что поведение Абдулсалимова с ранней юности было отмечено «не благопристойными поступками» и «не достаточным образованием». Они добавляли, что он занял свою должность только благодаря содействию своего отца, покойного оренбургского муфтия Габдрахимова[199].
Даже низшие представители царской бюрократии боролись за то, чтобы высшее исламское духовенство запрещало предположительно неортодоксальные практики. В 1847 г. один офицер, ответственный за село Стерлитамак, обратился к муфтию, чтобы тот запретил обходы села после вечерней молитвы с пением такбира («Аллаху акбар»). Сулейманов отказался с объяснением, что «цель гимнов состоит в том, чтобы располагать сердца поющих и слушающих к усердной молитве Богу для умилостивления ею оного и раскаяния в беззакониях своих»[200].
Другие попытки добиться государственного вмешательства для коррекции религиозного направления оппонентов непосредственно прибегали к риторическим конвенциям и официальным установкам имперского контекста. В сентябре 1858 г. мулла и старший мухтасиб в Тетюшинском уезде Казанской губернии по имени Тазитдин Мазитов подал прошение министру внутренних дел С. С. Ланскому. Мазитов предупреждал о «самозванце», чье «лжеучение» он обнаружил. Он просил помощи Ланского в исправлении ошибок окружавших «раскольников». В то же время он обращался за защитой от родственников и последователей самозванца, которые воздвигали клевету на Мазитова исключительно из‐за его преданности вере, службе и законам империи.
В прошении на имя Ланского Мазитов рассказывал, что он начал свое расследование в 1857 г., когда обнаружил, что мусульман из его уезда увлекают в город Буинск и окружавший его уезд, «некоторые магометане исправляют свою религию в противность закона». Один чиновник из Спасского уезда также приказал Мазитову разобраться в известиях о том, что некий мулла называет себя «святым» и распространяет свое учение среди местных жителей. Мазитов провел расследование и выяснил, что «самозванец» – азанчи (человек, призывающий на молитву, азан) по имени Абдуллатиф Алкин из одного села в Свияжском уезде. Алкин разъезжал «без всякого вида по разным местам будто бы за святою водою в село Билярское и Перево». Муллы из Перева и другого села также приглашали Алкина в свои приходы[201].
По мнению Мазитова, это поведение требовало вмешательства с его стороны и со стороны полиции. Он убедил местного урядника взять Алкина под наблюдение, по-видимому, без консультаций с Уфой или какой-либо иной инстанцией, обвинив его в том, что он выдал себя «за святого». Затем Мазитов убедил местных клириков подписать присягу, чтобы в будущем «они, отправляя ежедневно в мечетях своих пятивременное служение, в точности поступали на основании Высоч. указа, данного в 25‐й день февраля 1796 года молясь о здравии Август. Монарха и всего Царствующего Дома, о воинстве и о всем мире». Эти клирики, в свою очередь, пожаловались Мазитову, что число богомольцев и последователей учения Алкорана значительно уменьшается. Они также указали на одного татарина, который называл себя святым человеком и отвлекал людей от мечетей «до такой степени, что они, забыв долг обязанности к религии, оставляют даже дома, хозяйственные занятия и семейства». Мазитов доносил, что они бросали все и следовали за этим татарином «толпами» от села к селу и даже в другие уезды соседних губерний. Позже он подал губернским властям список из 183 «последователей» Алкина[202].
В своих обвинениях мухтасиб подчеркнул несколько религиозных нарушений, которые в российском контексте имели также важное политическое значение. Мазитов не только намекал на нелояльность династии у последователей Алкина, о чем свидетельствовало их нежелание молиться за царя, но и предупреждал органы закона и правопорядка о том, что самопровозглашенный святой проводит кампанию по завлечению мусульман из соседних уездов и губерний. Мазитов точно рассчитал, привлекши внимание властей к мятежному потенциалу человека, гордившегося своим сакральным авторитетом. В «Уложении о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 г. имелись статьи о тех, кто объявлял себя «одаренным какою-либо сверхъестественною чудесною силою или святостью», особенно когда такие люди обманывали народ и распространяли «тревогу, волнение, или уныние» или провоцировали «неповиновение уставленной законами власти». Другой раздел Уложения о наказаниях был посвящен «подложному проявлению чудес и других сего рода обманах» и также детализировал наказания для «магометан, евреев и язычников», которые «чрез обольщения, подговоры, и внушения, или же открытым проповедыванием своего лжеучения» обращали представителей нехристианских коренных народов (
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.