За полвека - [7]

5.

Царь сам не служит палачом,

И даже не родит идею:

Идея массами владеет,

Царь сам не служит палачом:

Как правило, он ни при чём;

От славословия балдея,

Царь сам не служит палачом

И даже не родит идею!

6.

На это есть иные лица.

(Их я не видел до сих пор!)

А чтоб вступать со мною в спор —

На это есть иные лица:

В "евангелисты" не годится

Фанатик, честный, как топор,

На это есть иные лица,

Их я не видел до сих пор…

7.

Не виноватые ни в чём

Вполне порядочные люди

Об идолах бесспорно судят:

"Не виноватые ни в чём…"

Кто ж, спутав жертву с палачом,

Приносит головы — на блюде! -

Не виноватые ни в чём?

Вполне порядочные люди.

8.

Молитесь идолам, столицы,

Не виноватые ни в чём:

Царь сам не служит палачом.

Молитесь идолам: столицы

Зубами щёлкают. Границы

Приказывают кирпичом:

Молитесь идолам Столицы,

Не виноватые ни в чём!

42.

БАКИНСКАЯ БУХТА

Auf die Berge will Ich steigen,

Lachend auf euch niederschauen

H. Heine

Тут бродячих собак под навесом полно,

И морская вода попадает в вино,

На дюралевых ножках, как на сваях, столы,

И читает стихи мне Ага Лачанлы.

И звучит надо мной ритм газели двойной,

И я слышу, что он — в самом деле двойной,

А его повторяют каспийский прибой

И закат, оттенённый персидскою хной.

И не-правдо-подобно-восточной стеной

Дворец ширван-шахов торчит за спиной…

Этот берег стихов чем-то душу томит,

С ним когда-то на ты говорил Низами.

И хоть здесь лишь в стихах ты найдёшь соловья,

И ни дня не бывает без ветра, но я —

Злостный враг буколических бредней Руссо —

Если жизнь обернётся такой полосой,

Что тошнить меня станет от всех корректур,

От почирканных зеброобразно страниц,

От критических морд и начальственных лиц,

Этих, чей карандаш по стихам — как Тимур,

Трупы слов оставляет и яростных птиц

На полях — чтоб в мозгах был налажен ажур,

Если тошно мне станет от серых фигур,

От солидных очков, от ладоней-мокриц,

От ровесников лысых и крашеных дур,

Изрекающих плохо срифмованный вздор,

Опускающих с хлопаньем шторки ресниц,

После взглядов, пронзительных, как фотоблиц —

Гейне в горы грозился,-

ну а я уж сбегу

Под изодранный тент на морском берегу.

1965 г.

43.

Костры у моря — цветы бессонных.

Со струн гитарных плывёт цыганщина,

Над старым портом, по волнам тёплым,

Над тесной грудой причалов тёмных,

Всё время что-то переиначивая…

Девчонка палкой в огне мешает,

А над кострами прожектор шарит,

Но мягко светятся, с ним не споря,

Сквозь синий конус костры у моря.

В забывшем шёпот моторном мире

Дал берег место наивной лире,

И раздробился вновь пожар истории

На одинокие костры у моря…

Костры у моря с их тихим дымом,

Опять цыганским несёт интимом,

И никуда теперь не деваться

От звёзд, спустившихся до акаций,

От шума листьев по камню лестниц,

От звуков низких чуть слышной песни,

От полушёпота в разговоре,

От неизбежных костров у моря.

44.

А меня никто не провожает.

Только там, как лик святой бледна,

На платформе женщина чужая

В раме ослеплённого окна.

Вниз прямые волосы пролиты,

А за ними солнце, словно нимб.

То чужие боги ждут молитвы,

Но не время поклоняться им.

Длинноглазая, не жди моленья,

Лик иконный, не гляди в стекло —

Ждал я в нём не твоего явленья,

Только чуда не произошло.

45.

ГОЛОСА ДВУХ БАЗАРОВ

ЕРЕВАН:

"Салаты-шпинаты, чеснок и киндза,

Берите, чего пожелают глаза!

Хватайте петрушку, укроп и рейхан:

Баран без приправы — совсем не баран!

Скорее открой мне окошко, мой свет,

Я дам тебе лучший на свете букет!

Что розы-мимозы, зачем нам бульвар?

Нет в городе места важней, чем базар!

На свете прекраснее зелени нет,

Кто ею торгует, живёт двести лет,

А если умру, положите мне в гроб

Рейхан и петрушку, киндзу и укроп!"

РИМ:

Ночная ярмарка в Трастевере,

и мостовые, как паркеты…

"Синьор, кто может жить на севере?

Синьор, отведайте поркетты!"

Поркетта разлеглась кокетливо,

и хоть оскал её коварен, но —

Она свинья Она приветлива.

Она на вертеле зажарена…

46.

КОЛХИДА

В причудливых сумерках чёрным рисунком

Нависли третичные сосны Пицунды.

Им столько веков, что в сравнении с ними

Медея — совсем современное имя!

Курортники шумно уходят на ужин,

И море пустеет — пусть им будет хуже:

Да чёрта ль им в том, что для дерзостной кражи

"Арго" швартовался у этого пляжа,

Что эти же сосны глядели, балдея,

На ту, что была твоей тёзкой, Медея!

А ты, кахетинка, скажи мне, какими

Судьбами — такое античное имя?

Его мои дальние предки слыхали,

Да буйволы те, что когда-то пахали

Кирпичную почву под зубы дракона,

Огонь выдыхая на панцирь Язона.

Вон этого древнего пламени блёстка —

От низкой луны водяная полоска,

Да только вот мне золотого руна —

Не на…

И вовсе тебя похищать мне не надо.

Ну, что ты сидишь?. . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

Качаюсь на лунной дорожке в воде я,

И камушки в воду кидает Медея,

И светятся над аргонавтом без судна

Аргоны двадцатиэтажной Пицунды.

47.

К. Грушвицкой

В безоблачности, над гранитной крепостью,

Над клетками дворов,

Летящий ангел пойман в перекрестье

Прожекторов.

Распахнутые судорожно крылья

Внутри креста,

И ангел бьётся на булавке шпиля,

И ночь — пуста…

Молчи и слушай, если ты крылатый,

Как до утра

Ещё трубит тревогу ангел, взятый

В прожектора.

48.

Ф. Шушковской

В этом торчащем и многоэтажном

Хаосе книг, электричек и встреч

Вдруг промелькнёт неизбывная жажда

Несберегаемое сберечь.