За Отчизну! - [8]

Круто повернувшись, Войтех направился в глубь мастерской и принялся показывать Гавлику, как надо делать эфес и рукоять и где надо начинать сужение клинка, чтобы он мог проникнуть сквозь кольца кольчуги. Гавлик слушал хозяина с видом глубочайшего внимания, даже чуть приоткрыв рот, хотя эти объяснения он слышал уже не один десяток раз.

- А потом не забудь, Гавлик: как конец сделаешь, самым тонким напильником пройди, прежде чем на точило положишь.

- Войтех! - сквозь стук, звон, треск и скрежет железа о железо, царившие в мастерской, донесся голос Теклы. - Войтех! Там тебя какой-то паренек спрашивает. Говорит, из Прахатиц пришел.

Войтех подошел к жене:

- Из Прахатиц? Паренек? А звать-то как? Провалиться мне в болото, если я что-нибудь понимаю! Ладно, иду.

И, не снимая кожаного фартука, закопченного, во многих местах прожженного, с засученными рукавами, черными от угольной копоти лицом и руками, Войтех вышел на крыльцо.

Перед ним стоял в запыленной одежде школьника подросток с дорожным мешком за плечами и с помятой шляпой в руках. Войтех пристально взглянул на гостя. Что-то знакомое было в чертах лица, но он мог поклясться, что видел пришельца впервые.

- Здравствуйте, - робко проговорил юноша.

- Здравствуй, - ответил старик. - Кого ты ищешь?

- Мне нужно повидать моего дядю Войтеха, сына Станислава, по прозвищу Дуб.

- Это я и есть. А с какой стороны я тебе прихожусь дядей?.. Да ты заходи в дом... Вот так. Мешок сними и положи на лавку, сам садись и рассказывай.

Юноша потупился; его лицо стало печальным, как только речь зашла о его родных.

- Моя покойная мать, Катерина из Брода, дочь Станислава, значит она вам...

Войтех хлопнул себя по колену:

- Ну да, все ясно! Раз ты сын Катерины и Тима. значит ты мне племянник. А как тебя крестили?

- Мое имя Штепан.

- Рад видеть тебя, Штепан!.. Текла, иди сюда, обними своего племянника... Но послушай, Штепан, почему ты сказал о Катерине "покойная"? Может, мне послышалось?.. Э-э, да ты, парень, плачешь... Вот оно что... Значит, не всё дома ладно. Текла, возьми Штепана, дай умыться, покорми, и пускай он отдохнет с дороги, а потом мы его послушаем.

Войтех встал, крепко потряс за плечо Штепана, выразив этим свое искреннее расположение и сочувствие, и, передав его на попечение Теклы, вышел в мастерскую. Здесь он крикнул Ратибору, перекрывая мощным басом шум в мастерской:

- Вот так штука, Ратибор! У нас гостит родич, которого никто из нас никогда в глаза не видел, хотя я и слыхал, что у моей сестры Катерины есть сын. Вот он и заявился к нам. Сейчас он с дороги отдыхает, а в обед ты с ним познакомишься. Я как взглянул на него, так и увидел что-то знакомое в лице, а оно так и вышло - как две капли воды Катерина. Да, знаешь... - тут старик нахмурился и стал озабоченно крутить усы, - кажется, у них не всё дома как надо... Говоря о матери, он сказал "покойная" - значит...

Ратибор произнес озабоченно:

- Значит, что тетя Катерина приказала долго жить... я так понимаю.

Старик вздохнул и неохотно протянул:

- Видать, так, упокой ее душу господь, если это верно... А как меч пана Индржиха из Пльзеня? Гавлик, неси меч!

Войтех и Ратибор вернулись к работе и трудились вплоть до самого вечера, пока не вошла Текла и не объявила, что пора кончать работу и идти к обеду.

Войтех вытер ладонью мокрый от пота лоб и весело крикнул:

- А ну, детки, клади молотки да напильники! Работа на сегодня кончена. Томашек, туши горн. Мыться - и к столу.

Пока Войтех и Ратибор мылись, Текла, волнуясь, рассказала им всю историю трагической гибели родителей Штепана.

Войтех заметил:

- Конечно, парня жаль. А лицо у него хорошее... Только как это он в университет поступит? Это ведь дело не легкое.

- У него есть человек, который взялся ему помочь, друг нашего проповедника Яна Гуса - Иероним из Праги.

Ратибор, надевая рубашку и затягивая пояс, заметил:

- Если братец попадет под начало этих двух, из него, пожалуй, выйдет толк.

В столовой Ратибор с грубоватой простотой обнял Штепана и так дружески-радушно усадил его за стол, что Штепан почувствовал себя, как будто он этого рослого парня знал всю свою жизнь.

Войтех же и Текла наперебой старались показать Штепану свою ласку и заботу, и все это у них выходило само собой.

Ради столь большого события были поданы вино и мед.

Скоро у Штепана с непривычки закружилась голова, он стал невпопад отвечать на вопросы, язык сделался неповоротливым, а веки как из свинца.

- А Штепанка пора укладывать на боковую! - раздался как будто издали голос Войтеха.

- Пусть он ляжет со мной. Шимона все равно сегодня не будет, - откликнулся Ратибор.

Штепана осторожно взяли под руки и куда-то повели. Дальше он уже ничего не помнил.

На другой день было воскресенье. Штепан проснулся поздно. Вся семья Дубов была уже на ногах, но гостя не беспокоили.

- Пускай поспит хорошенько - ведь он устал с дороги, - заявила Текла, когда Ратибор, смеясь, сказал, что Штепан до сих пор еще не проснулся.

За завтраком Войтех с интересом слушал рассказ Штепана о Прахатице. Старик заметил с горькой усмешкой:

- То, что ты, мальчик, рассказывал, встретишь не только в Прахатицах. Мало мест во всей Чехии сыщешь, где бы не встала нога чужеземца. Возьми вот, к примеру, нашу Прагу. Кто у нас всеми делами вертит? Богачи-патриции. И почти все - немцы. А каково живется подмастерьям да ученикам у немецких мастеров, ты, наверно, и сам знаешь, если работал у немца. В прошлом году в Будишине подмастерья-суконщики восстали против произвола немцев-мастеров - уж очень те над ними издевались. Ну и что ж... восемнадцать парней казнили. И всё по-прежнему...