За окнами сентябрь - [34]

Романы каждой тоже обсуждались сообща — секретов у них не было. Снаряжая кого-нибудь из подруг на «ответственное, решающее свидание», они одевали ее в лучшее, что было у каждой, наставляли:

— Загадочно молчи — все равно ничего умного не скажешь. Держись индифферентно — мужчинам нравятся роковые женщины.

Радовались удачам друг друга, общими усилиями вытаскивали завалившуюся, стеной вставали на защиту обиженной или провинившейся.

Совестью курса была «самая красивая» — Тамилла. Ее экзотическое имя сразу отвергли и называли Тамуськой или просто Муськой. Рассеянная, постоянно опаздывающая, вечно что-то теряющая, она обладала каким-то удивительно чутким «инструментом», позволявшим ей улавливать малейшую фальшь, тень нечестности, намек на несправедливость. В ссорах и конфликтах, которые, конечно, случались и сразу же разрешались в горячих спорах, последнее слово оставалось за ней.

И мальчики на курсе подобрались славные. Разбирая их по косточкам на своих девичниках, они спотыкались только на одном — Севке Васильеве. Парень как парень, удивлялись они, даже интересный. По внешним данным может играть Паратова, поручика Ярового (они обожали распределять роли), правда, способностями не блещет — так не его вина, не все Качаловы и Мочаловы. Держится по-товарищески, первым откликается на все затеи, не жмот — всегда у него можно перехватить до стипендии, а чем-то несимпатичен.

— Что-то в нем не то, — задумчиво говорила Муська, — а что — не пойму.

И именно Севка Васильев вдруг стал проявлять к Вере особое внимание: старался сесть рядом на лекциях, предложил делать с ним самостоятельную работу, тащился ее провожать.

— Он безумно влюбился в нее, — констатировала «самая глупая» Валя.

Такие «самые» у них тоже были. Зато Валя была и «самой душевной». Прерывая любой разговор, она обводила подруг любящими глазами и, прижав руки к груди, с чувством произносила:

— Девочки, вы такие хорошие, такие многогранные!

Валино заявление Вера встретила агрессивно:

— Его мне не хватало! Вот еще напасть!

— «Ох не люблю я этого попа!» — сказала Муська словами горьковского Булычева. Их уже занимали в массовках, пьесы они знали наизусть и часто пользовались понравившимся текстом.

А Севка, поняв, что его влюбленность замечена девочками и, разумеется, Верой, стал еще активнее, как будто получил на нее какие-то права. Вера потеряла терпение и попросила подруг спасти ее от него.

Девочки энергично взялись за дело: застать Веру одну было невозможно, а если он пытался прорваться, то его без церемоний отгоняли:

— Не липни! Противно, когда навязываются!

Через некоторое время он отстал от Веры, но сильно помрачнел.

— Он безумно страдает! — восхищалась Валька. — Безответная любовь — это прекрасно! Это так обогащает!

Мастером курса у них был Михаил Алексеевич — талантливый, известный актер, прекрасный педагог и добрейший человек. Относился он к «своим орлам» как к родным детям. И «орлы» были бесконечно преданы ему: ловили каждое его слово, его просьба, совет делались законом, без конца бегали на спектакли и фильмы с его участием, каждое занятие с ним было для них праздником. За глаза они любовно-иронически звали его «мэтром» и «Мишенькой под вишенкой».

Вера была его любимицей. К концу первого курса он начал определенно отличать ее: тратил на нее больше времени, чаще и яростнее ругал, а иногда радостно кричал: «Умница! Хорошо!», задерживал после занятий, расспрашивая: почему бледная? Как ей живется? Как здоровье мамы? Несколько раз зазывал ее к себе домой, там его жена Нина Павловна сразу усаживала Веру за стол, и они закармливали ее как рождественского гуся, а потом заставляли взять для мамы пирожки, конфеты, фрукты. Делали они это так деликатно, с таким искренним радушием, что даже Верина «гордость бедного человека» молчала. А затем произошел случай, который чуть не сломал Вере жизнь.

Девочки мечтали провести лето вместе, и неожиданно их мечта осуществилась: у Валиной мамы нашлась знакомая на хуторе под Псковом, которая согласилась за очень скромную плату сдать комнату и сеновал. Вера, сдерживая слезы, сразу отказалась:

— Я не поеду. У меня нет денег.

Девочки очень огорчились, решили создать «фонд Веры» — откладывать с каждой стипендии, но Вера закричала, чтобы они и думать не смели, она все равно не возьмет.

Приближались весенние зачеты и экзамены, подруги, щадя Веру, не заговаривали при ней о летних планах, но она то слышала спор о том, какие книги взять, то Даша объявляла: «Дежурить будем по двое, и без лени», то кто-то предлагал насушить черных сухариков с солью — «на воздухе вкусно погрызть». Вера с тоской думала, что лето отдалит ее от подруг. Но однажды Даша встретила ее с ликованием:

— Все в порядке, Верунька, едешь с нами. Профком дал тебе безвозмездную ссуду, — и протянула ей конверт с деньгами.

Вера понятия не имела, есть ли у профкома деньги, может ли он давать ссуды, и очень обрадовалась. Но по дороге домой ее взяло сомнение: действительно ли эта ссуда безвозмездная, не придется ли потом отдавать? И почему она нигде не расписалась?

На другой день она зашла в профком и спросила об этом. На нее вытаращили глаза и сказали, что слыхом не слыхали ни о каких деньгах.