За окнами сентябрь - [21]

— Ольга, ты мне звонила? В чем дело? — и, немного послушав, неприятно скрипящим голосом, почти скандируя, произнес: — Тебе хорошо известно, что по этому поводу следует обращаться в отдел главного механика, это их компетенция, следовательно деловой необходимости звонить мне не было, — и, не прощаясь, повесил трубку.

— Как ты говорил с ней! — возмутилась Вера.

— Не терплю праздного любопытства.

Он сел против нее и, сказав, что не хочет, чтобы между ними были недомолвки, объяснил:

— У меня была связь с этой женщиной — невозможно жить четыре года одному. Но ты, разумеется, понимаешь, что существуют разные категории отношений и в любой из них должен быть свой порядок.

— А для тебя важнее всего порядок? — с вызовом спросила Вера.

— Что же тут плохого? — удивился он и пояснил: — Порядок в отношениях — следование определенным нравственным правилам, то есть порядочность. — И добавил: — Когда я прилетел из Ленинграда, то счел необходимым сообщить ей о встрече с тобой, которая не позволяет мне продолжать отношения с ней.

— Все-таки это жестоко, — нерешительно сказала Вера, — может быть, она любила тебя…

— Я не понимаю, чего ты хочешь? — серьезно спросил он. — Чтобы я лгал ей? Тебе?

Этого Вера определенно не хотела, но ей стало жутковато от его железной прямолинейности. «Интересно, — подумала она, — в какую категорию он определил наши отношения?»

В последний вечер Глеб был грустен. Включив магнитофон, попросил ее поговорить и почитать что-нибудь — пусть хоть голос останется с ним, а после ужина не стал убирать со стола, что произвело на Веру наибольшее впечатление. Рано утром он отвез ее на аэродром и, прощаясь, сказал:

— Будем верить друг другу. Обещай, что, если у тебя что-нибудь изменится… ко мне, ты не скроешь.

В его голосе прозвучала такая детская незащищенность, что Вера была глубоко тронута.

В Ленинграде жизнь пошла обычной чередою. Она закончила и с успехом сдала программу. Члены худсовета единодушно решили: обсуждать тут нечего, можно только поздравить Веру Васильевну с творческой победой.

От Глеба регулярно приходили письма, и она находила в них больше нежных слов.

Дома, без Павла, стало легче, меньше работы.

— Чище воздух! — говорила мама, имея в виду, разумеется, его непрерывное курение.

Вера жила теперь как в тумане — к ней наконец пришла любовь. Она была полна мыслями о Глебе, вспоминала малейшие подробности их встреч, его руки, губы, слова… Мысленно вела нескончаемый разговор с ним, часто не слыша говорящих рядом. Домашние заботы, неурядицы не задевали ее — у нее был Глеб!

О детях ей теперь достаточно было знать, что они здоровы, учатся прилично, приходят вовремя — ну и слава богу! Не то чтобы она стала их меньше любить, но не в силах была отвлечься и старалась не замечать приглушенных, таинственных разговоров Тани по телефону, не настораживали ее и постоянные просьбы Петьки о деньгах, которые он мотивировал то сбором на подарок ко дню рождения учительнице, то озеленением класса, то каким-то походом. Она понимала, что Петька врет, но ограничивалась ироническими замечаниями: «Что, у нас открывается филиал Ботанического сада?» или: «Сколько раз в году вы празднуете появление Зои Викторовны на свет?» — и давала. Иногда ее обжигала мысль: «Что я делаю? Упускаю детей!» Но тут же гнала ее: «Ничего страшного не происходит. Дети привязаны ко мне, слушаются, а мелочная опека только раздражала бы их, вызвала бы протест».

Она поехала в месячную поездку по Уралу и «прошла» там с блеском. По вечерам из гостиниц она звонила уже не только домой, но и Глебу (в Ленинграде такой возможности не было — из дома неудобно, а на переговорный бегать не хватало времени) и, услышав его теплеющий голос, просьбу «залететь хоть на минуту», уверения, что ему светит командировка, засыпала успокоенная, счастливая.

Действительно, через несколько дней после ее возвращения прилетел Глеб, и она пригласила его к обеду, решила ввести в дом. У них нередко бывали гости, но детей Вера кормила до их прихода, за общий стол не допускала, считая, что незачем им слушать разговоры взрослых. Тут дети, придя из школы, увидели парадно накрытый стол — крахмальная скатерть, сервиз. Мать в новом, красивом платье, объяснив, что сейчас придет ее знакомый, придирчиво осмотрела их, велела Тане причесаться, а Петьку, несмотря на его героическое сопротивление, поволокла в ванную.

— Я же чистый! Чистый! — орал он.

— От рождения? — ехидно справлялась мать, надраивая свое чадо. — Водичка с тебя цвета кофе без молока.

Все поняли, что гость необычный. Глеб явился точно в назначенное время, принес цветы ей и бабушке, конфеты детям.

Бабушка светским тоном проронила:

— Благодарю, вы очень любезны.

За столом дети скованно молчали, бабушка вопросительно поглядывала на Глеба — что внесет этот человек в их семью? Глеб же, чувствуя общее напряжение, держался чопорно.

«Ледовая обстановка», — определила Вера и «заняла площадку» — шутила, угощала, рассказывала, пыталась всех вовлечь в разговор, но ее усилия успеха не имели, пока Глеб Сергеевич не предложил Петьке пойти с ним завтра на Адмиралтейский завод, там будут спускать на воду новый корабль. Петька с энтузиазмом завопил: