За огнями маяков - [10]
— Идите! Подходите, чего стали?!
Не ждал ответа, но не ждал и нового нападения: похоже, инцидент был исчерпан. Упавший встал. Уходя с этого горячего места, Олег ощущал, как что-то теплое стекало у него под кителем, под рубашкой.
Поднялся на второй этаж. Ребята не спали. Рубашка была в крови. Рассказал о случившемся. Обе комнаты, занимаемые девятой группой, пришли в движение.
— Кто тебя? Где тебя? — допрашивали парни с пристрастием. Подходили из других групп, неизвестно как узнавшие о происшествии.
Засобирались куда-то. И ушли. Двое-трое крутились возле Олега. Тима Широков принес вату, Саша Козловский — одеколон. Смочили, бинтом прижали к ране. «Ничего, — сказали, — заживет».
Парни скоро вернулись: всю улицу обыскали — никого не нашли. Потолковали. Да, это уже не первое нападение на железнодорожников. Так что хватит ходить поодиночке. Олег слушал, не встревал в разговоры. Вслушивался и в пульсацию своей перевязанной раны. И засыпал. И спал крепко. Нож, как выяснилось, угодил в кость позвонка, рана получилась неглубокой. И скоро зажила. Проколотый ножом китель комендантша за десять рублей постирала, заштопала и прогладила — и стал он совсем как новый.
Жизнь потекла, как будто ничего в ней не произошло.
6. Стычка с хулиганами
На самодеятельные вечера техникумов и институтов посторонние приходили только по приглашению своих студентов. Или по пригласительным комитета комсомола. Железнодорожников нередко приглашали, как и всех иных, в чужие коллективы, и там они знакомились с девушками и приглашали их на вечер к себе, в свой техникум. Однажды вечером, в субботу, когда уже вернулись с танцулек, в общежитие позвонила женщина — ночной сторож педучилища, что расположено почти рядом, на той же улице Кирова. Сообщила, что у них находятся ребята-железнодорожники, избитые городскими парнями. Они спрятали их у себя, так что надо прийти за ними, встретить их и проводить.
С быстротой молнии разнеслось по общежитию известие: «Наших бьют!» Парни поднялись. Захватили ремни с латунными бляхами, пошли отрядом человек в тридцать. Ночь стояла, как по заказу: тихая, лунная. В одноэтажном побеленном здании педучилища и вокруг него во дворе стояла жуткая тишина. Через калитку ввалились в пустующий двор, постучали в темное окно. Отодвинув занавеску, выглянула женщина, увидела на ребятах форменные кителя, отворила двери.
— Есть тут ваши хлопцы, — сказала и выпустила троих парней, в том числе Валеру Беляева.
— Здесь они где-то, близко! — прикладывая к разбитым губам платок, заговорил он.
За воротами ограды толпа городских парней разразилась истошными криками и свистом — как будто только и ждали его голоса. Приоткрыв калитку, ножами стали щепать деревянные столбы:
— Идите, ну, идите! Всех порежем к… матери!!!
Так-то вот. Оказались в мышеловке, и она, кажется, захлопнулась. Зловещий под луной блеск ножей нагонял жуть. Рослый, здоровый парень Ватоличев из выпускной группы паровозников, а за ним и еще три хлопца, первокурсники, направились было в глубь двора. Наутек, возможно. Но Ватоличева окликнул и позвал к себе, якобы на совет, фронтовик, первокурсник Степан Некрасов. Оглядел он калитку, ворота, собрал ребят.
— Всем собраться! — скомандовал, перекрывая гул и выкрики городских хулиганов. — Слушай меня внимательно. Ворота надо отворить. Видите, они одностворчатые. Значит, засов вынимаем и все разом наваливаемся — растворяем на всю катушку. Оттесняем этих архаровцев. И сразу все выбегай и окружай.
— Ну, окружили, а потом? — задался кто-то вопросом.
— Так бей, чего глядеть потом? Поняли, да? Ну, все, значит, пошли! Навались, братцы: и-и-и, р-раз!..
Приподняли створ, навалились. Отпихнули нападавших. Окружили.
Вырвались только два человека, остальные, пятясь, отбивались кольями, угрожали ножами, но были прижаты к забору. Засвистели ремни с бляхами — их начали бить. Нанес свой удар и Олег. И скоро все они полегли.
Все стихло… Железнодорожники оглядывались — вокруг стояла тишина.
— Ну и что? Все, значит? Пошли домой, значит, да? — оглядываясь по сторонам, спросил фронтовик Некрасов. — Ну, значит, и все. Пошли.
— Построиться! Всем построиться! — воспрянул духом Ватоличев, собравшийся было удирать. Теперь его было не узнать. — Стройся, ребята! Взвод, шагом марш!.. Вислянский, з-запевай!
Барабанщик Ваня Вислянский тут как тут. Выпятив грудь, врезал басом на всю вселенную:
Отряд рабочих парней подхватил:
По освещенной с неба, прибитой колесами и ногами дороге топали рабочие ботинки. Из оврага справа вдруг бахнул выстрел, и кто-то сбежал вниз, в распадок. Ребята заволновались, заглядывались.
— В кого попало?
— Нет, не попало вроде.
— Не попало, да? Ну, идем, как и шли, — подал голос Степан Некрасов.
— Не выходить из строя! — Голос рослого Ватоличева теперь приобрел силу: надо же было отличиться.
В общежитии долго не могли угомониться: возбужденно обменивались мнениями. Олег вспоминал, как накануне по чьему-то доносу его вызвали в милицию. Беседовал ли, снимал ли показания следователь: «Где, в каком месте произошло на вас нападение? Что нападающие от вас потребовали? Опишите, кого вы запомнили. Не доводилось ли видеть кого из них раньше?» Задавал вопрос за вопросом, и Олег отвечал, что знал. «А вы, оказывается, занимаетесь английским боксом?» Откуда-то это было известно. «Советским боксом», — поправил Олег. «Так вы и не применили к ним свои умения? — дотошно выспрашивал следователь. — Почему не применили-то?» «Неожиданно как-то вышло, растерялся, может быть. Одного, правда, сбил с ног». «Ну, все-таки! А когда вас ударили ножом?» «Тогда и ударили. Я, правда, не заметил сразу…» Следователь записал с его слов, попросил расписаться.
Главный герой повести — молодой директор профессионально-технического училища, выпускник этого же учебного заведения. В основе конфликта повести — разные взгляды ее героев на вопросы воспитательной работы, формирования идеалов молодого поколения.
В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.
Держать людей на расстоянии уже давно вошло у Уолласа в привычку. Нет, он не социофоб. Просто так безопасней. Он – первый за несколько десятков лет черный студент на факультете биохимии в Университете Среднего Запада. А еще он гей. Максимально не вписывается в местное общество, однако приспосабливаться умеет. Но разве Уолласу действительно хочется такой жизни? За одни летние выходные вся его тщательно упорядоченная действительность начинает постепенно рушиться, как домино. И стычки с коллегами, напряжение в коллективе друзей вдруг раскроют неожиданные привязанности, неприязнь, стремления, боль, страхи и воспоминания. Встречайте дебютный, частично автобиографичный и невероятный роман-становление Брендона Тейлора, вошедший в шорт-лист Букеровской премии 2020 года. В центре повествования темнокожий гей Уоллас, который получает ученую степень в Университете Среднего Запада.
Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.