За обиду сего времени - [4]

Хотя Коле были запрещены какие-либо физические нагрузки, он пытался всеми правдами и неправдами устроиться в наш флот. Но Лиза договорилась с Мэри, бывшей в моё отсутствие моим заместителем по Управлению внешних сношений, и та уговорила его на время до его окончательного излечения пойти работать к нам. Коля оказался идеальным кандидатом. Во-первых, он носил баронский титул, что по испанским меркам делало его грандом. Во-вторых, он был мужчиной, что было немаловажно для реалий семнадцатого века. И, в-третьих, он знал в совершенстве не только немецкий, французский и английский, но и испанский, ведь одна из его бабушек, у которой он воспитывался в детстве была испанкой, а ещё и потомком того самого герцога Альба, наводившего ужас на нидерландцев. Кстати, судя по фотографии в небольшом семейном альбоме, который сберегла Александра, она была весьма похожа на другую свою родственницу – ту самую герцогиню Альба, которую запечатлел Франсиско де Гойя в нескольких картинах, включая, возможно, и самую знаменитую его работу – "Обнажённую маху".

Когда я вернулся, я долго упрашивал Колю остаться, и он наконец согласился. Именно он сопровождал меня к графу де Медина и достаточно быстро нашёл с ним и его людьми общий язык. А сейчас парусник, доставивший его в Санта-Лусию – мы намеренно не гоняли винтовые корабли, чтобы экономить моторесурс – вернулся потом к оконечности Нижней Калифорнии, сделав возможной радиосвязь. И вскоре мы получили его донесение, что корабль с новоназначенным вице-королём Хуаном де Мендосой, маркизом де Монтескларос, так и не пришёл в Веракрус. Более того, именно на нём предположительно везли ответ Мадрида на наши предложения.

Но не успел Коля отправиться в обратный путь, как пришла радостная новость – галеон вышеозначенного маркиза первого февраля прибыл в Веракрус. Я попросил его остаться в Санта-Лусии ещё на несколько дней, хотя у Саши ориентировочно двадцатого марта ожидалось рождение их третьего ребёнка.

А десятого марта к Коле прибыл человек от графа Медины. Как оказалось, эскадру, в составе которой следовал галеон "Нуэстра Сеньора дель Пилар", при подходе к Карибскому морю разметал ураган, а затем на одинокий галеон напали пираты. Капитану удалось от них отбиться, но корабль практически потерял управление, и он с трудом сумел дойти до Бермуд, где в порту Novoaleceevca (именно так было указано в документе) русские отремонтировали галеон и снабдили команду продовольствием и пресной водой. Кроме того, Коля передал, что нам с Бермуд были доставлены депеши, а также подробная карта тех мест. Единственное, что мне не понравилось, это то, что в очередной раз поселение назвали моим именем…

Ему же доставили и ответ на наши предложения – Их Католические Величества были согласны на них, с условием, что компенсация будет составлять десять кинталов, а не пять – половину тонелады. Конечно, за незаселённые острова, которые в ближайшем времени в моей истории захватили англичане, это было многовато, но мы, посовещавшись, решили, что лучше уж так, чем торговаться через океан из-за каждого грамма золота. Тем более, что там было ещё и письмо на моё имя от Их Величеств, где мне сообщали, что, так как Корву принадлежит португальской, а не испанской короне, то теоретически нужно было бы составить отдельный договор купли-продажи на этот остров; поэтому они решили нам этот остров подарить – причём вне зависимости от того, согласимся мы на остальные условия или нет. Ещё одним подарком был Теуакалько, заброшенный город йопе по ту сторону реки Папагайо – в приписке значилось, что это было сделано "в знак благодарности за двухкратное спасение Её Величества".

Коля вернулся лишь двадцать восьмого марта – через десять дней после рождения сына Алексея, крестить которого доверили мне и Саре – Лиза уже была крёстной их старшей, Елизаветы. С собой он привёз приглашение от графа Медины встретиться с ним в конце апреля; заодно у меня появилась бы возможность быть представленным дону Гаспару, а также – вишенка на торте – увидеть моего старейшего испанского друга, дона Хуана де Альтамирано, которого мы некогда вызволили из рук пиратов. Как оказалось, дон Исидро, которого дон Гаспар "сватал" в коррехидоры Лимы, отказался от этого, мотивируя это тем, что, мол, он уже стар; а новый вице-король обрадовался этому решению, так как именно дон Исидро лучше всех был знаком с местными особенностями. Так что в Лиму отправился его племянник, которого вообще-то прислали для замены графа Медины в Мехико.

Дон Гаспар принял меня весьма приветливо, попросив прощения за то, что всячески избегал общения со мной до этого момента. Как оказалось, в 1602 году он получил письмо от своего дальнего родственника, архиепископа Севильского де Суньига, назначенного в том же году Великим инквизитором, в которой он требовал, чтобы дон Гаспар прекратил всякие контакты с "русскими безбожниками". Он тогда принял соломоново решение – отказался с нами встречаться лично, но остальные контакты шли полным ходом. Но первый же галеон 1603 года доставил распоряжение Их Католических Величеств о всяческом благоприятствии в отношении Русской Америки, и, кроме того, письмо от нового Великого Инквизитора, епископа Вальядолидского Хуана Баутисты де Асеведо, который отменил распоряжение своего предшественника и указал, что русские являются не безбожниками, а "братьями во Христе, временно не принимающие часть догматов Матери-Церкви", и что связи с ними необходимо укреплять в надежде на их – точнее, наше – "прозрение".