За Москвой рекой. Перевернувшийся мир - [30]

Это были революционные предложения, из которых вытекали очевидные следствия. Чтобы выжить, Советскому Союзу придется отказаться от социализма и сломить политическую, а также экономическую монополию партии. Однако очень немногие люди внутри или вне страны были уже тогда готовы открыто сказать, что эксперимент 1917 года провалился. Советские консерваторы, и не только они одни, утверждали, что перемены выпустят на волю извечного демона — народный бунт. Конечно, лучше будет, думали многие из них, чтобы все оставалось по-прежнему — можно подремонтировать систему, поддерживать внутреннюю дисциплину, наращивать вооруженные силы, а оставшиеся крохи отдавать терпеливому советскому потребителю. Людям, которых я видел на улицах, явно жилось лучше, чем двадцать лет назад. Я пришел к выводу, что ожидать скорого крушения Советского Союза нет оснований. Горбачев мог послужить катализатором неизбежных перемен. Но он с такой же легкостью мог быть свергнут консерваторами, сторонниками жесткой линии в партии, армией и милицией.

Не все противники реформ были люди скверные. Были среди них и порядочные консерваторы, и крайне неприятные реакционеры. Многие видные советские консерваторы не были, по крайней мере вначале, против реформ как таковых. Они признавали их необходимость, но им страстно хотелось сохранить то, что, по их мнению, было ценным в советской системе. В этом смысле Горбачев сам был консерватором. Реакционеры же представляли более старую и темную традицию крайнего национализма как правого, так и левого толка, уходящую корнями к дореволюционным временам. Она представляла собой крайне неприятную смесь ксенофобии, религиозного мракобесия и антисемитизма. «Память», внешне безобидная организация, возникшая в 1980 году под лозунгом восстановления и сохранения русского прошлого, вскоре выродилась в националистическую и антисемитскую организацию, располагавшую собственными отрядами громил в форменной одежде. В конце 1980-х годов Владимир Жириновский, провинциальный эксцентрик, проживавший ранее в Казахстане, тоже начал строить, как утверждали некоторые, с помощью КГБ, «патриотическую» альтернативу демократам. Впоследствии он был демонизирован западной печатью. Жириновский знал турецкий и английский языки, которые изучал в Москве, работал в 1969 году в Турции переводчиком и в том же году был выдворен из Турции по подозрению в том, что он агент КГБ. Понятно, что он отрицал это обвинение так же, как и все последующие.

Эти реакционеры производили много шума, но мало влияли на ход событий. Рядовые русские испытывали к ним меньшее тяготение, чем того опасались отечественные и иностранные наблюдатели.

Горбачев надеялся, что Советский Союз можно будет сохранить, а советскую систему сделать более рациональной и человечной. Однако судьба в конце концов сказала свое последнее слово: Советский Союз более не был способен противостоять вызову современного мира. Крушение стало неизбежным.

С тех пор западные и русские наблюдатели часто насмехались над недальновидностью Горбачева. Как это он мог не сознавать, что Советский Союз уже невозможно реформировать?

Это, конечно, несправедливо. Когда Горбачев пришел к власти, ортодоксальная точка зрения западных правительств была такова, что Советский Союз и советская угроза еще долгое время не исчезнут. Западные правительства были, по меньшей мере так же, как Горбачев, удивлены, когда Советский Союз так быстро распался. Хотя его распад был необратим, никто не мог заранее предсказать, как он будет происходить. Сторонники жесткой линии могли пойти на то, чтобы противостоять неизбежности с помощью кровопролития. Горбачевскую революцию поразительно бескровную, невозможно по достоинству оценить, не имея в виду того, какой хрупкой она была с самого начала в 1985 году и до конца в 1991-м.

Народная мудрость близка к истине. В то время, когда мы с Джилл приехали в сентябре 1988 года в Москву, таксисты говорили, что нам нечего беспокоиться о Горбачеве. Надо думать о том, что за человек придет на смену ему.

3 Полет шмеля

Отважный юноша, бывало,

С трапецией своей над залом

Как птица вольная летал…

(Мюзик-холльная песенка)

Когда мы с Джилл прибыли в Москву на второй срок службы, Горбачев находился у власти три с половиной года. Как у посла, у меня было одно важнейшее преимущество. В России все, от Горбачева до рядового гражданина, были в восхищении от британского премьер-министра. Мне удавалось видеть людей и различные места в Советском Союзе просто благодаря тому, что я был «послом г-жи Тэтчер». Однако отношения между Советским Союзом и Англией по сути своей не отличались такой теплотой, как личные отношения между двумя лидерами. Г-жа Тэтчер и Горбачев продолжали поддерживать энергичное и приятное общение друг с другом. Она продолжала служить важным проводником связи с Вашингтоном, когда прямая линия общения стала малодоступной в первые месяцы 1989 года, после избрания президентом Джорджа Буша. Впрочем, в последующие годы ни Горбачев с Тэтчер, ни их чиновники не вели частых двусторонних переговоров по важнейшим проблемам дня. Об окончании «холодной войны» договоренность была достигнута не г-жой Тэтчер — об этом договорились американцы с немцами. Американцы вели переговоры о контроле над вооружениями, в чем англичане оказывали им серьезную помощь. И когда г-жа Тэтчер стала противиться понятному и неукротимому стремлению немцев к воссоединению, движимая предубеждениями и ложными историческими аналогиями, влияние Англии упало в Москве, так же как в Вашингтоне и Бонне. Только в последний год моего пребывания, в период от начала путча в августе 1991 до весны 1992 года, английское правительство во главе с Джоном Мэйджором вновь на короткое время стало играть значительную роль в отношениях между Востоком и Западом.