За линией фронта - [109]

В наступившем втором антракте снова начинается вывозка зерна и сена.

Часа через два вступают в бой главные силы противника.

Прежде всего по Хлеборобу начинает бить неприятельская артиллерия. Срочно оттягиваю группу Кочеткова и Петракова на правый фланг.

Обстрел продолжается полчаса. Ярко пылают три хаты. Ранен старик колхозник.

Артиллерия смолкает. Фашисты идут в наступление.

Группы Кочеткова и Петракова немедленно же возвращаются в Хлебороб.

В бинокль отчетливо видна первая цепь, вторая, третья… Пожалуй, это уже батальон… Вот, наконец, то, что нам надо.

Подхожу к Кочеткову. Он чуть побледнел…

Первая цепь подходит все ближе, ближе. Мы терпеливо ждем: пусть они как следует втянутся в приготовленный для них мешок. И открываем огонь только тогда, когда первые фашисты от нас метрах в полутораста.

Противник отвечает шквальным огнем. Рвутся мины. Мы вводим в бой одновременно десять пулеметов.

Враг усиливает огонь. Цепи неумолимо движутся на нас. Очевидно, фашисты решили, не считаясь с потерями, смять Хлебороб.

Даю сигнал ракетой — приказ ввода в бой обоих флангов. И тотчас же раздается сплошной многоголосый рев. Не различишь, кто стреляет — мы или противник. Только отчетливо слышны глухие разрывы артиллерийских снарядов. Это бьет наша партизанская артиллерия.

Противник мечется. Огонь его слабеет. Он начинает отход. Рева бросается в атаку. Павел на санях обходит врага с тыла и бьет из двух пулеметов. Наша артиллерия переносит обстрел на Буду.

Наступают сумерки. Бой кончен. Противник разгромлен. У нас потерь нет…

Всю ночь идет выгрузка зерна и сена. На утро из Буды возвращается Таня. В Буде паника: фашист убеждены, что имели дело с крупной частью нашей регулярной армии.

— Ну, це уж их забота решать, кто им морду набил, — глубокомысленно замечает Рева. — А сейчас пусть цей полк на фронт топает… Только думка у меня такая: дуже погано являться туда с битой мордой.

Так кончился бой под Хлеборобом — знаменательный для нас бой…

*

23 февраля необычно выглядит Красная Слобода. С юга и севера, с востока и запада, из глуши Брянских лесов, съезжаются сюда гости, приглашенные нами на торжественное заседание, посвященное 24-й годовщине Красной Армии. Среди них седобородые старики и зеленые юнцы, собиравшие оружие в лесу, наши друзья, наши разведчики, представители наших отрядов.

Клуб еле вмещает всех желающих. Люди, тесно прижавшись друг к другу, сидят на скамейках, на подоконниках, стоят в проходе, в дверях.

Слово для доклада предоставляется Богатырю, но Захар Антонович не делает доклада: он читает приказ Верховного Главнокомандующего в день 24-й годовщины Красной Армии. Приказ принят нашими радистами сегодня утром и никто еще не знает о нем.

Вначале все молча слушают Богатыря, но лишь только он начинает читать приветственные слова:

«Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки!..» — зал встает, и громкие несмолкаемые аплодисменты гремят в этом скромном сельском клубе.

Богатырь продолжает читать:

«…Враг рассчитывал, что после первого же удара Красная Армия будет разбита и потеряет способность сопротивления. Но враг жестоко просчитался. Он не учел силы Красной Армии, не учел прочности советского тыла, не учел воли народов нашей страны к победе, не учел ненадежности европейского тыла фашистской Германии, не учел, наконец, внутренней слабости фашистской Германии и ее армии.

…Красная Армия отбросила врага от Москвы и продолжает жать его на запад. От немецких захватчиков полностью освобождены Московская и Тульская области, десятки городов и сотни сел других областей, временно захваченных врагом.

…Недалек тот день, когда Красная Армия своим могучим ударом отбросит озверелых врагов от Ленинграда, очистит от них города и села Белоруссии и Украины, Литвы и Латвии, Эстонии и Карелии, освободит советский Крым, и на всей советской земле снова будут победно реять красные знамена!..»

Снова поднимается зал, снова гремят аплодисменты, и несутся слова «Интернационала». Его поют старики и пионеры, командиры и бойцы — поют на русском языке, поют на украинском, на белорусском…

На трибуну поднимается Григорий Иванович. В руках у него бумажка. Он смотрит на нее и говорит вначале нескладно, путаясь в словах, не договаривая фраз. Потом решительно комкает листок, сует его в карман и несколько мгновений молча и внимательно смотрит в зал, словно в глазах собравшихся черпает мысли и силы.

— Просчитался враг. Жестоко просчитался. Не учел он нашей могучести советской, не учел своей слабости. Не учел, что за спиной у него все трещит, а у нас силушкой земля наливается… Но одно хочу я сказать. То, что крепко в сердце моем лежит. О чем каждому надо помнить. И чего враг наш не понимает. Потому — главное это.

Григорий Иванович на мгновение смолкает. Все напряженно ждут, что скажет этот высокий сутулый человек, которого знает теперь весь Брянский лес.

— Одно вас хочу спросить, товарищи, — продолжает Григорий Иванович. — Кто наш народ за собой ведет, кто нашу армию ведет, кто партизан направляет?.. Партия наш народ ведет, партия нашу армию ведет… А разве было когда, чтобы не побеждала наша партия? Не было и не будет такого!