За лесом — Березовая Роща - [22]

— Гори, гори, ясно, чтобы не погасло! Последняя пара, вперед! — кричал Аркадий, парень, старше Василинки года на два: в голодный год он, как и Василинка, приехал вместе с родителями в Березовую Рощу.

По его команде последняя пара стремительно бросалась вперед. По условиям игры парень должен был поймать девушку и поцеловать. А если не поймает, все над ним смеялись.

Засмотревшись на эти забавы, Василинка не заметила, как к ней подбежал Аркадий и, взяв за руку, потянул в очередь, где стояли парни с девушками и нетерпеливо ждали команды, чтобы броситься вперед.

Василинка не вырывала своей руки из руки Аркадия и с волнением ждала слов: «Последняя пара, вперед!» Сорвавшись с места, Аркадий и Василинка полетели вниз с пригорка.

Как ни быстро бежала Василинка, но все же очутилась в объятиях парня. Первый в жизни поцелуй опалил, как огнем.

С того дня что-то изменилось в жизни Василинки. Она старалась не попадаться на глаза Аркадию, стеснялась своей одежды. Однажды пасла стадо в лесу, заметила, что он идет по дороге, — и скоренько спряталась за дерево.

Аркадий считал себя взрослым, вместе с деревенской молодежью ходил на ярмарки и вечеринки. Василинка завидовала его вольной жизни и с еще большей остротой ощущала свое собственное несчастье.

Утром она выгоняла стадо в поле, в полдень полола то огурцы, то капусту. Подслеповатая хозяйка могла вместе с сорняками вырвать и овощи. В субботние дни служанку подменял Тимошка, а она весь день мыла и скребла в хате, собирала и резала траву поросятам.

Никто и никогда не посочувствовал Василинке, как тяжело вставать утром до восхода солнца, как тяжело бороться со сном. Тебя наняли, тебе платят, на своей лошади вспахали и засеяли десятину, вот и выжимают из тебя все соки.

Параска старалась угостить сыновей самой вкусной едой. Их покормит яичницей, и сама попробует, а пастушка, что съест, то и ладно.

Вскоре после сенокоса на лугу поднялась отава, коровы жевали ее в охотку, а пастушки обосновались на островке, с которого все хорошо было видно вокруг. Ананий сбегал домой и вернулся со сковородой и торбой в руках. Мама положила ему в торбу ломоть хлеба, кусок сала и пару яиц. Оставалось только разложить костер и поджарить яичницу.

— Погодите, я тоже сбегаю в деревню, попрошу у хозяйки чего-нибудь вкусненького! — неожиданно для самой себя воскликнула Василинка.

Она опрометью бросилась через болото, добежала до огородов, перелезла через забор и по меже устремилась к Параскиной хате. Как на беду, в хате никого не было, и искушение толкнуло Василинку на дурной поступок: она вскочила на скамеечку, с нее на печь, открыла дверцы на чердак, нашла кадку с салом и боязливо отрезала небольшой кусочек своим ножом. Прикрыла кадку и спустилась в хату.

А что, если сейчас ее поймают? Но она уже не могла идти на попятную. Побежала в хлев, достала из гнезда несколько яиц, оставив лишь одно. Хотела отрезать ломоть хлеба, но на столе не было. Хозяйка спрятала его в ларь.

Едва успела Василинка закрыть ларь, как в хату вошел Макар… Если бы он ругался, обзывал Василинку воровкой, было бы легче. А он молча прошел тристен, подался во вторую хату и плотно закрыл за собой двери.

Пристыженная и растерянная стояла Василинка, потом схватила все — как теперь хорошо осознала, наворованное, — прижала полой армячка и побежала на остров.

Только белый свет ей стал не мил. Словно и солнце уже не так ярко светило, и остров посреди зеленого луга не ласкал глаз. А пастухи кричали:

— Скорей, скорей!

Василинка ела подгорелую яичницу без аппетита, не испытывая никакого удовольствия, и на душе весь вечер скребли кошки.

Расскажет ли Макар Тимошке и матери? А если об этом узнают в деревне и дойдет до ушей Аркадия? Какой стыд, какой позор! А мама, мама что скажет!

Долго после этого досадного случая ходила в страхе Василинка. Порой даже думала: пускай бы уж поскорее раскрылось ее преступление.

Проходили дни, все было тихо. Василинка в душе была благодарна Макару.

Диво-дивное

Василинка слышала, как горячо уговаривал отчим бедных крестьян собираться вместе.

— Надобно, мужчины, уже в этом году сеять озимые сообща, — убеждал он. — А то иначе снова останутся не полностью засеянными клины, снова будем без хлеба. Сперва обобщим землю, а на пору сева и жатвы соберемся всем обществом, со своими лошадьми, плугами, сохами, телегами и будем работать старательно, как одна семья. Пока что только в страду будем все вместе управляться. А спустя несколько лет…

И тут уже Василинка давала волю своей фантазии, рисовала мысленно, как оно будет потом. Хватит Лаврену эдак кичиться своей паршивой молотилкой: на широких общих полях, где нет ни меж, ни сорняков, ни камней, и пашут, и сеют, и жнут, и копают картошку машины, множество машин, а на мягкой, жирной почве все растет как на дрожжах. И повсюду электричество — и в домах, и на улице лампочки горят, как солнышки, и в просторных чистых хлевах, где стоят упитанные, гладкие коровы, всегда светло — и днем и ночью. А посреди деревни — красивые каменные дома — здесь и школа и клуб. Нигде не видно высоких плотных заборов, дома приветливо глядят сверкающими окнами на чистую, ровную улицу, а в огородах не свекла растет и не картошка, а цветы, множество цветов…