За кулисами "Министерства правды" - [42]

.

Отношения наркома с подчиненным ему главным цензором сложились негладко с самого начала. Еще)цо организации Главлита, когда Лебедев-Полянский возглавлял Политотдел ГИЗа, между ними начались разногласия. Отзвуки этого первого столкновения мы найдем в письме Лебедева-Полянского наркому от 22 апреля 1922 г.: «Узнав о Вашем письме к т. Мещерякову (заведующему Госиздатом. — А. Б.) и т. Рыкову, я написал было ответ довольно решительный и не менее красочный, чем Ваше письмо; слишком бесцеремонно Вы обошлись с честью человека, и это может взорвать каждого», — пишет обиженный цензор. К сожалению, письма самого Луначарского найти пока не удалось: видимо, он резко критикует в нем цензурный произвол Политотдела. Это видно из того, что дальше, оправдывая свои действия, Лебедев-Полянский упрекает Луначарского в том, что тот «с легкостью дает рекомендации людям, мало приятным и мало достойным… «Слава богу» — мною не вычеркивается» (V — ф. 597, оп. 3, д. 11, л. 1.). Здесь, видимо, идет речь о маниакальной ненависти цензоров к «божественным словам», даже в самом невинном, как здесь, контексте.

Еще более обострились отношения после назначения Лебедева на пост начальника Главлита. Приведу здесь фрагмент довольно большого официального послания наркома в Главлит 13 января 1923 г. (насколько мне известно, оно не опубликовано):

«<…> Я бы со своей стороны не настаивал требовать непременно напечатания по новой орфографии книг, вышедших после 1923 г. По-моему, надо не только делать исключения для книг научно-технического характера, но и для всех книг, вообще говоря, желательных в России. Можно идти при этом на то, что при взвешивании ценности книги для русской публики была принята во внимание и орфография. Прямое принуждение вряд ли принудит их перейти к новой орфографии, но лишит русскую публику некоторого количества полезных книг, в орфографическом отношении в конце концов равных тем книгам, которые в наших библиотеках и в обиходе еще преобладают» (Там же, л. 4). Речь здесь, скорее всего, идет о зарубежных русских книгах, печатавшихся по старой орфографии: одно это, независимо от содержания, вызывало запрещение их ввоза.

Большое раздражение Лебедева-Полянского вызвала статья наркома «Не пора ли организовать Главискусство», опубликованная в 1924 г. в журнале «Искусство трудящимся» (№ 3). В ней, в частности, Луначарский говорит о слишком большом числе учреждений, надзирающих за искусством, — Агитпроп и Отдел культуры ЦК, «правят искусством органы цензуры — Главлит и Репертком, которые, как советские, ускользают иногда от взора партии, а, как полупартийные, оказываются забронированными от руководства советского. В самом Наркомпросе, при таком правлении искусством, множество всяких органов, вернее органчиков». Луначарский немного лукавит: он прекрасно знал, что всё эти «органы» и «органчики» в гораздо большей степени подчиняются идеологическим отделам ЦК, чем Наркомпросу, в который формально они входят. Но Лебедев-Полянский всерьез обиделся даже на тень подозрения в том, что органы Главлита не подконтрольны партийным: «От взора партии, — пишет он 18 декабря 1924 г., — мы не ускользаем даже и иногда: представитель Отдела печати ЦК РКП принимает весьма деятельное участие в делах Главлита — всякий сомнительный вопрос, принципиальный или конкретный, всегда согласуется с Отделом печати. Подавляющее большинство переписки по идеологическим вопросам падает на партийные органы. Связь самая прочная и крепкая… Есть в статье и косвенное осуждение нашей деятельности, неоднократно проскальзывавшее и ранее в Ваших статьях. К сожалению, в данный момент мы лишены возможности на нападки в прессе защищать себя в ней же. С коммунистическим приветом Лебедев-Полянский» (V — ф. 597, оп. 6, д. 3, л. 11). Здесь мы находим отзвуки тех нападок на цензурный произвол, проникавшие в прессу того времени, о которых говорилось выше.

Не раз нарком брал под свою защиту писателей, нещадно преследовавшихся Главлитом. В декабре 1923 г. он посылает одно за другим два письма в Главлит (3 и 18-го), пытаясь защитить Бориса Пильняка (V — ф. 597, оп. 6, д. 3, л. 1–2. Как и другие письма, они хранятся в личном фонде Лебедева-Полянского). «По-моему, — пишет Луначарский своему подчиненному, — таким писателям, как Пильняк, надо давать говорить все, что они думают. Если он ляпнет что-нибудь неприемлемое, проберем его через критику. Надо стараться о том, чтобы дать писателям возможно больше свободного слова, ограничивая их только в самых крайних случаях, когда становится совершенно ясным, что та или иная фраза, слово или произведение являются чуть-чуть прикрытой контрреволюционной прокламацией или наглой порнографией. Во всех остальных случаях цензура не должна быть пускаема в ход по отношению к художникам. Я имею основание думать, что так смотрят на это руководящие умы нашей партии, а не только один я».

Во втором письме он пытается отстоять повесть Пильняка «Иван-да-Марья», запрещенную Главлитом, убеждает его в том, что надо быть «очень осторожным» с писателями, «заведомо обладающими художественным талантом». Но начальник Главлита, чувствуя за своей спиной мощную поддержку ЦК и ГПУ, был несгибаем: «Дорогой Анатолий Васильевич! Должен сказать, что Главлит разрешать 2-м изданием рассказ Пильняка «Иван-да-Марья» не может. Это единодушное и твердое мнение всей Коллегии, куда входит и преставитель Агитпропа ЦК. Если то или иное произведение однажды было разрешено к печатанию в ограниченном количестве, то это не обязывает Главлит разрешать повторное издание, так как это привело бы к уничтожению приема сокращения тиража. В свое время книга Пильняка с рассказом «Иван-да Марья» была конфискована ГПУ, несмотря на разрешение. Вопрос дошел до Политбюро и не был разрешен в положительном смысле для Пильняка». На следующий день (20 декабря) главный цензор решает еще раз одернуть слишком «либерального» и «прекраснодушного» наркома: «Дорогой Анатолий Васильевич! В дополнение к вчерашнему письму сообщаю Вам следующее. Раздраженный тон Вашего письма заставил меня во избежание каких-либо недоразумений, не дожидаясь официального ответа Агитпропа ЦК РКП, обратиться лично к тов. Бубнову (зав. Агитпропбм. — А. Б.). От него Я получил следующий ответ: «Рассказ Пильняка «Иван-Да-Марья» издавать не следует. С Ком. приветом Лебедев-Полянский» (Там же, л. 3).