За кулисами "Министерства правды" - [24]
На первом посту Брюсов принимал самое активное участие в разработке и выполнении декрета Совнаркома «Об охране библиотек и книгохранилищ РСФСР». Несмотря на «гуманистическое» свое название, декрет этот предусматривал реквизицию частных библиотек, насчитывающих более 500 томов: в других случаях владелец должен был доказать, что книги ему нужны не «для утехи», а для профессиональных, научных, в частности, занятий. Рафинированный эстет и эрудит Брюсов пошел еще дальше. В особой записке «О реквизиции частных библиотек» он доказывал, что все библиотеки, находящиеся в личном пользовании, сохраняются в нем только временно — «до полного осуществления идеала социализации всех областей жизни»>19. «Герой труда», как назвала Брюсова в посвященном ему очерке Марина Цветаева, не поленился подсчитать, сколько же временно, «до наступления социализации», нужно книг человеку: для специалиста, по его мнению, достаточно 2 тысяч книг, а научному работнику и «литератору в широком смысле слова» — не более 6 тысяч; прочие обойдутся, согласно декрету, пятью сотнями. И хотя, справедливости ради, заметим, что в архивах хранится немало «охранных грамот», выданных за подписью Брюсова крупнейшим деятелям науки и культуры, он, тем не менее, свято и неукоснительно соблюдал пункты декрета. Как писал в 1924 г. в некрологе, посвященном смерти Брюсова, его непосредственный начальник, нарком просвещения А. В. Луначарский, «Брюсов относился в высшей степени серьезно к своему вступлению в партию и гордился званием коммуниста»>20. Многие писатели были поражены такой метаморфозой «символиста-эстета», но наиболее проницательные ничего удивительного и странного в ней не нашли. И. А. Бунин записал тогда в своих дневниках: «О Брюсове: все левеет, почти уже форменный большевик. Не удивительно. В 1904 г. превозносил самодержавие, требовал (совсем Тютчев) немедленного взятия Константинополя. В 1905 появился с «кинжалом» в «Борьбе» Горького. С начала войны с немцами стал «ура-патриотом». Теперь— большевик»>21.
Брюсовский «большевизм» особенно наглядно проявился в Госиздате РСФСР, и хотя формально он не находился в штате политотдела и других редакций, а был лишь сторонним рецензентом рукописей, на деле он стал самым правоверным и очень требовательным цензором. Видимо, это и имеет в виду Ходасевич, опираясь на «слухи». Теперь можно с полной определенностью сказать, что они были вполне справедливы. Его «внутренние рецензии», сохранившиеся в архиве Госиздата, неопровержимо свидетельствуют, что Брюсов — хотя порой натужно и крайне фальшиво — неизменно проявлял «классовое чутье». Так, например, он высказался против публикации стихотворений есенинско-клюевского пошиба (некоего Карпова) в сборнике «Цветень», поскольку, заметил. у поэта «крайнее пристрастие к образам и терминам церковным, религиозным»>22. Не угодил ему даже такой чисто пролетарский поэт как С. А. Обрадович представленной рукописью сборника «В граните», и не столько потому, что «его стихи еще очень несамостоятельны, часто — просто перепевы других поэтов» (это еще можно было простить пролетарскому поэту), сколько «главным — в них нет, или очень мало, того нового, что мы ждем от пролетарской поэзии» (III — ф. 395, оп. 9, д. 339, л. 2).
Не постеснялся Брюсов расправиться даже со своим собратом по символизму, Константином Бальмонтом. Последний представил в 1920 г. составленный им сборник «Революционная поэзия Европы и Америки. Шелли», но рукопись, к несчастью, попала к Брюсову. Великий Шелли явно не пришелся ему по нраву. «Революционным поэтом, — пишет в своем отзыве Брюсов, — Шелли не был. Чтобы составить свой сборник, Бальмонту пришлось включить в него стихи, лишь очень условно-имеющие отношение к революции (например, то, где говорится о «свободе» ветра — «Песнь к западному ветру»), или стихи, имевшие временное значение, ныне непонятные без подробных комментариев, или, наконец, проникнутые вовсе не революционными настроениями (например, «Стоик», написанное при известии о смерти Наполеона…)». По мнению Брюсова, бальмонтовский сборник «не дает революционного настроения», так как. высказываемые идеи весьма общи и неопределенны (а, частью, и противоречивы). В лучшем случае неподготовленный читатель может заключить: английский поэт Шелли тоже иногда сочувствовал, кажется, революции… Все это позволяет признать издание книжки излишним» (III — ф. 396, оп. 8, д. 277, л. 63). В результате сборник Шелли так и не вышел в свет. В серии «Революционная поэзия Европы и Америки», подготовленной Бальмонтом, вышел только сборник, посвященный поэзии Уитмена (М.; ГИЗ, 1921).
Столь же отрицательным было отношение Брюсова к представленной в 1920 г. замечательной поэтической, книге А. П. Чапыгина «На лебяжьих озерах». Он высказался против ее издания, поскольку она «очень устарела, напоминает произведения 3. Гиппиус, Сологуба„М. Кузьмина и других». «Герой романа и манера письма, — продолжает он, — определенно близки к «декадентскому» периоду нашей литературы. В том же духе стихи, вставленные в роман. Поэтому высказываюсь против его издания» (Там ж, е, л. 60). И это пишет Брюсов, претендовавший в свое время на роль главы новой, «декадентской» поэзии! Он действительно «шел впереди прогресса», изо всех сил стараясь угодить новой власти.
