За красоту убивают - [42]

— Я сегодня приехал в Нью-Йорк на одну встречу, — объяснил он. — Заходил до этого, думал, вдруг ты дома, но консьерж сказал, что ты ушла ужинать с Лэндоном. Поэтому я выпил поблизости кофе и вернулся.

— Похоже, в этом году консьерж недосчитается десяти долларов в своих рождественских чаевых.

— Да ладно, не надо так. Слушай, не хочешь где-нибудь выпить?

Что он задумал? Он же психоаналитик. Или он не смог справиться с потребностью в окончательном объяснении?

— Можем зайти ко мне, — предложила я. Мне хотелось знать, почему он оказался у меня под дверью, но если все дело в окончательном объяснении, мне вовсе не улыбалось выслушивать его в переполненном баре. — У меня есть пиво, вино, еще что-то.

— Конечно, с удовольствием.

Мы поднялись на крыльцо и прошли через холл, ведя бессмысленный разговор. Я сгорала от желания узнать о состоянии его сестры, но холл был не местом для подобных вопросов. Поэтому я спросила о занятиях, которые он ведет в этом семестре. Пока все нормально, ответил он и спросил, как поживает Лэндон. Я ответила. В лифте мы стояли рядом, повернувшись друг к другу лишь наполовину, но я хорошо рассмотрела Джека. Меня всегда поражал его внешний вид, который можно было описать так: «Целое лучше, чем его составляющие». В его облике не было ни одной разящей наповал черты. Голубые глаза не слишком яркие, нос прямой, губы полные. Но от всего в целом подгибались колени. Именно это и происходило с моими в данный момент. Но я ощущала и кое-что другое: как только я оправилась от удивления, мое негодование начало нарастать с такой же быстротой, как опухает палец, когда его прищемят дверью.

В квартире у меня было душно и темно, и я быстро включила все лампы и открыла дверь на террасу. Подумала, не зажечь ли свечи, но решила, как глупо и, возможно, жалко это будет выглядеть, — я, как пчела, ношусь по комнате с коробкой спичек.

— Так что ты будешь пить? — спросила я, открывая шкафчик, где у меня хранится несколько бутылок спиртного. — У меня есть пиво и вино, могу сделать джин с тоником. Есть коньяк. И марсала, если желаешь чего-нибудь очень-очень сладкого. — Я хотела, чтобы последнее предложение прозвучало как легкая шутка, но прозвучало это саркастически.

— Я бы выпил коньяка. А что будешь ты?

— Я тоже выпью коньяка, — ответила я. На мгновение я засомневалась: не лучше ли поостеречься и налить себе содовой? В ресторане я уже выпила полбутылки вина, и добавка в виде крепкого напитка могла спровоцировать меня на какую-нибудь глупость или сделать то, о чем я потом пожалею, — например, отхлестать Джека ремешком сумочки. Но если он собирался официально дать мне отставку, тут уж без коньяка не обойтись. Разве не его давали солдатам во время Гражданской войны перед ампутацией конечностей?

Я налила немного «Реми-Мартена» в хрустальные коньячные бокалы из комплекта, который мне подарили на свадьбу, и протянула один усевшемуся на диван Джеку. Сама я села в кресло напротив. Джек снял пиджак, свернул его и положил рядом с собой на диван.

— Я так рад видеть тебя, Бейли, — проговорил он.

— Спасибо, — ответила я. Глупый ответ, но что я должна была сказать: «Я тоже рада тебя видеть»? От встречи с ним на меня навалились тоска и злость. Кроме того, я понятия не имела, что за камень он держит за пазухой. Может, он здесь не для того, чтобы официально бросить меня? Может, он решил, что мы уже давно это пережили, и пришел за каким-нибудь одолжением? А может, он до сих пор не оставил планов переселиться в Нью-Йорк и хочет, чтобы я порекомендовала ему стоящего агента по недвижимости или хорошего декоратора?

— Расскажи мне о своей сестре, — попросила я, хотя на самом деле хотела спросить: «Расскажи мне про тех молоденьких девиц, которые заискивали перед тобой, словно перед новым Фрейдом».

— Похоже, самое страшное позади, — произнес Джек, глотнув коньяка. — Ей еще нужно пройти курс физиотерапии, но через несколько недель она возвращается на работу.

Я забросала его вопросами о лечении, некоторые из них граничили с идиотизмом, потому что я все тянула время, страшась предстоящего разговора. Я уже собиралась поинтересоваться прочностью ее карьеры страхового агента, когда здравый смысл велел мне заткнуться и молча погибнуть.

— Уверен, ты недоумеваешь, почему я поджидал тебя у дома. — Джек поставил бокал на мой совсем не подходящий для Манхэттена кофейный столик из сосны и наклонился вперед, опершись ладонями о колени. — А может, и нет. Вероятно, мужчины делают это регулярно. Но мне хотелось кое о чем с тобой поговорить.

— Хорошо, — покладисто согласилась я, хотя внутри меня все кричало: «Ничего хорошего!» Ничего хорошего тут нет.

— Я знаю, что пропал, хотя обещал тебе звонить, — повинился Джек. — И очень об этом сожалею. Но нагрузка в связи с болезнью сестры оказалась гораздо серьезнее, чем я предполагал. Только сейчас я возвращаюсь к своим делам.

— Послушай, Джек, ты можешь ничего мне не объяснять. — Я прямо сейчас могла бы уличить его во лжи — но зачем? Я просто хотела, чтобы все это поскорее закончилось.

— Ты не против, если я все-таки продолжу? — спросил он.